у меня все хорошо. Что работаю, зарабатываю деньги. Может быть, скоро приеду.

Два раза звонил Левке. Тот женился, съездил в свадебное путешествие. Еще он мне что-то пытался сказать, но связь прервалась. Я услышал только, — никакой такой фирмы нет… Что за фирма? И при чем фирма? Не стал ломать голову. Совсем не до этого было.

Глава 8

Заброска была нетрудной. Мы уснули, а когда открыли глаза, уже были на месте. Конечно, нас предупреждали об этом. Долго объясняли, долго говорили что-то о конспирации, о проверке, о том, что нужно соблюдать порядок, а то… Что, а то… никто из нас не понял, по крайней мере вначале.

Наша четверка проснулась в охотничьей избушке. Пахло плесенью и старым железом. На столе был помятый чайник, и рядом стояли эмалированные кружки. Окошко было заделано потрескавшимся стеклом. Вдоль стен к выходу тянулись лавки, а напротив дверей были нары. Куда при желании можно было лечь вчетвером. Почти посередине располагалась железная печь-буржуйка. Под ней лежали плоские камни. Бревна избушки были очень толстые, скорее всего в ней и зимовать можно было.

Все мы оказались одеты в тренировочные костюмы. Очень тонкие из х/б, они были точной копией тех треников, в которых ходили наши отцы.

В избушке было достаточно прохладно. Девчонки вывернули мешки, и убрав со стола посуду, вывалили все на деревянную поверхность. Да, негусто. Хорошо, что мы с Глебом примерно одной комплекции, а вот девчонки. Шура крепкая, среднего роста. Мышцы ее наверно стальные, я вспомнил, как один парень из соседней четверки попробовал погладить ее сзади по попе. Даром что спортсмен, а руку она ему вывихнула.

Мила наоборот — тонкая, высокая, с длинными руками и ногами. А что вы хотели — рапиристка, КМС по фехтованию.

Девчонки морщились, глядя на одежду. Мы же с Глебом, не раздумывая, скинули с себя трико, остались в трусах по колено, их еще называли семейными, и быстро натянули свою одежду. Довольно простая, штаны на ремне, рубашка в клетку, носки х/б и кожаные ботинки. И всё это поношенное, да еще изрядно.

Первой перестала переживать Шура. Она скинула с себя трико и осталась в лифчике и трусах. Глеб засмотрелся на нее, но она буркнула, — че, смотришь! Голую девку не видел?

Конечно, Глеб видел и голую, и не голую, я тоже бросил взгляд и понял — Шура была одета в старинный бюстгальтер и старинные же трусы, чуть ли не по колено.

Она быстро натянула на себя мешковатые штаны и серую блузку, и тогда наше внимание обратилось на Милу. Та, немного смущаясь, а может, делая вид, медленно повернулась боком и стала раздеваться. Красоткой Мила не была, но взгляды ребят притягивала. Вот и сейчас, мы с Глебом непроизвольно уставились на Милу.

Тонкая пропорциональная фигурка разделась и аккуратно сложила трико в стопочку. Бюстгальтер у нее был тоже старинный, да и трусы тоже. Но во всём этом она выглядела отнюдь не по-деревенски. Мила лукаво посмотрела на нас и стала натягивать на себя платье с цветочками.

Всё-таки девочки отличаются друг от друга, кто бы что ни говорил. Одна, вроде все при ней, а смотреть на нее не хочется, другая же притягивает взгляд, и есть в ней что-то такое женское.

— Хватит пялиться! А ты одевайся быстрее! — не выдержала Шура. Мы с Глебом отвернулись и стали искать газовый баллончик и газовку. Ни того ни другого не было. Что ж надо топить печку. Ну хоть спички были.

Я первый вышел из избушки и осмотрелся. Лес, как лес, только сильно дремучий. Кругом поваленные деревья. В основном ели, да пихты. Но ведь там, где мы были, там была осень. Здесь — лето. Только не пойму, как такое возможно. За одну ночь нас перекинули куда-то сильно южнее.

Избушка стояла на краю небольшой полянки. Тропинки к ней не было. Давно не посещали видно.

Я прошел дальше и завернул за угол домика. И услышал. Где-то журчал ручей. И точно — на расстоянии нескольких десятков шагов из-под камня вытекал ключик.

Когда вернулся в избушку, увидел, что девчонки уже разобрали мешки, всё рассортировали. В кучках лежали деньги, теплая одежда, булка хлеба, кусок сушеного мяса, конфеты карамель, рыболовные принадлежности и четыре ножа, два складных, и два похожих на охотничьи.

Глеб ворчал и растапливал печь, — что нам теперь самим деньги добывать, когда эти кончатся? И где же мы подзаработаем и как?

Шура в который уже раз оборвала Глеба, — ну чтобы всё ноешь и ноешь? Ну совсем как не мужик!

Через полчаса мы сидели и пили кофе.

— Последний раз пьем кофе, — Мила смотрела на нас и качала головой. — Больше в мешке ни кофе, ни чаю нет. Будем на подкожном корму.

Настроение как-то упало сразу. Все мы почувствовали, что вот оно началось. Хотя там, на тренингах, на базе и было тяжело, но грело ощущение того, что всегда помогут, а здесь мы одни и надежда только на себя. Ну и на товарищей. При этой мысли я посмотрел на остальных, и понял, что они подумали то же самое.

Да еще же карту нам оставили. Зеленая, с квадратами квартальных дорог, она была немного странная, хотя я и не понял в чем. По ней невозможно было определить, где мы находимся. Ну не было на ней отметки нашего домика. А здесь, мы уже поняли, ни телефонов, ни приемников нам не приготовили.

Глеб вызвался залезть на дерево, чтобы хотя бы примерно определиться, где мы находимся. Когда он выбрал большой высокий кедр, я предупредил его, чтобы был осторожен. У кедра ветви хрупкие, запросто могут сломаться.

Глеб энергично, то ли кофе подействовало, то ли созерцание тела Милы, полез на кедр. Он ловко подтянулся на первой ветке и проворно полез дальше. Довольно быстро он скрылся из глаз.

Наверно прошло секунд пятнадцать, когда послышался треск и затем крик. Потом тишина и жалобные слова Глеба, — помогите слезть.

Снимали его осторожно. Вид у него был совсем, как у ребенка. Он сидел у кедра и стонал. Шура засучила ему штанину и стала ощупывать лодыжку. Потом начала растирать и спрашивать, — тут больно? А тут?

Глеб жалостными глазами смотрел то на меня, то Милу. И всё время говорил, — да больно, больно. И тут больно.

Шура повернулась ко мне и подмигнула. — Виски ему помассируй, — приказала она Миле. Та подошла к Глебу и стала массировать ему виски.

И тут раздался крик. Этот