лопаты болели мышцы рук, ломило спину, ходил, точно избитый, ладони горели мозолями, — а все-таки приспособился и за три часа отрывал окопную ячейку для стрелка в рост, с бруствером и бойницей. Отвыкнув за годы домашней жизни спать на открытом воздухе, на сырой земле, а то и под дождем, начал было простужаться: кашлять, и, чего никогда не было, появились вдруг в плевках сгустки крови. В полевой санчасти меня прослушали, выстукали, нашли, что кровь, по счастью, не легочного, а горлового происхождения, из-за сильного кашля. Дали подышать над парами йода, снабдили нашатырно-анисовыми каплями, а тут установилась сухая погода, и кашель затих. Словом, с полевыми условиями бытия, после 20-летнего перерыва, я освоился довольно быстро, чувствую себя «как дома»…

Правда, был еще один казус. В нашем переходе мы, минуя Верею, двигались в направлении Ельни и поставили свой дневной рекорд — 55 километров. (Пишу так подробно, чтобы вы не надумывали себе ложных тревог за меня. В боях участвовать мне пока не приходилось.) Как ни кичусь я спортивной закалкой, а перед вечером жаркого солнечного дня левую ногу мне стала сводить судорога. Превозмогая сильную боль в икре, я еле шагал, прихрамывая. Старался терпеливо ковылять в рядах бойцов, но потом все-таки начал отставать. Боль становилась непереносимой, и я решил: отлежусь где-нибудь в лесу, которым мы шли, а к ночи нагоню полк. С дозволения взводного отхромал в сторону от дороги и растянулся в пахнувшей земляникой траве, пропуская мимо себя колонну за колонной.

Я и не заметил, как заснул. Пробудившись от яростных комариных укусов, снял сапоги, развесил на кусту просушить портянки и начал переваливаться по теплой земле с боку на бок, собирая в рот спелые красные ягоды и отмахиваясь от комаров. Наелся вволю. Но уже садилось солнце, трава понемногу сырела от росы, я встал, обулся и заковылял по дороге, стараясь ставить левую ногу на пятку, так меньше болело. Нагнал своих товарищей, бойцов разведроты, с которой я шел, ночью; ужин для меня в чьем-то котелке сберегли. За ночь нога отдохнула, судорога не возобновлялась.

За несколько недель мы с остановками, иногда длительными, дотопали наконец к месту дислокации во второй линии обороны, километрах в пятнадцати от передовой линии фронта. Здесь ополченцам предстояло пройти ускоренный курс военной учебы, прежде чем вступать в бои. Учеба эта началась еще в походе, — я тебе ее не описываю, так же как и свою работу — лекции, беседы, налаживание регулярных выпусков ротных боевых листков, сколачивание актива сотрудников будущей дивизионной газеты и т. д. Теперь, на месте дислокации, начались хождения на стрельбище, ночные учения, рытье землянок, сооружение блиндажей…»

В расположение стрелковой дивизии, во второй линии обороны которой стоял ополченский полк, прибыл грузовик-фургон с походной типографией и обслуживающим персоналом в лице шофера, наборщика (он же печатник, умеющий обращаться с ручным типографским станком) и машинистки — она же секретарь редакции. Вскоре вышел в свет небольшой по формату первый номер дивизионной газеты «Священная война», отредактированный да и в значительной части написанный Пересветовым.

Руководство газетой было лишь одной из его обязанностей.

К сентябрю наступление фашистских орд было остановлено, и после того как наши войска отобрали у них обратно Ельню, на Западном фронте наступило временное затишье. Оно было использовано командованием для военного обучения ополченцев, а у Пересветова прошло в каждодневных переездах или пеших переходах с лекциями по поручению политотдела дивизии. Читал он бойцам передовых частей о текущем моменте и положении на фронтах, о победах Красной Армии над интервентами в годы гражданской войны, о великих русских полководцах. Неплохой оратор, Константин брал за живое слушателей не какими-либо красивыми фразами, а содержанием лекций, прекрасно ориентируясь в предмете, умея интересно и увлеченно изложить предмет. Особенную популярность у бойцов снискали его лекции о Суворове. Как раз перед уходом в армию он по просьбе издательства редактировал биографию Суворова; в первые недели войны книга разошлась массовым тиражом. Такие перлы «Науки побеждать», как: «Каждый воин должен знать свой маневр», «Тяжело в ученье — легко в бою», «Сам погибай, а товарища выручай» и многие другие, — находили в сердцах нынешних бойцов не менее живой отклик, чем у солдат Суворова.

Однажды лунной ночью, после двух лекционных дней в одном из полков, Пересветов шел в соседнее подразделение. Ночные пешие хождения в одиночку по лесистой местности, в ближайшем фронтовом тылу, были небезопасны. При растянутости фронта на стыках частей образовывались прогалы, которыми обе воюющие стороны нередко пользовались для проникновения в тылы противника. Был известный риск оказаться в положении «языка», захваченного фашистскими лазутчиками. Пройти лесом предстояло несколько километров; в политчасти полка Пересветова уговаривали повременить с уходом до утра, но он не захотел терять время, к тому же ночь обещала быть чудесной, теплой. Все же он, по их совету, оставил в политчасти на сохранение свои документы, гимнастерку с командирскими знаками различия («шпалами») и взял, в подкрепление к своему «вальтеру», винтовку.

На полпути он проходил через небольшую деревушку в несколько изб, жители которой еще не были эвакуированы из 30-километровой прифронтовой полосы. Посреди улицы на толстых бревнах сидели женщины, окруженные гурьбой ребятишек, и бритый старик с седой щетиной на голове что-то им говорил о немцах. Не замеченный никем, кроме ребят, Пересветов остановился в тени росшего возле бревен дерева.

— Вот еще, от своего хозяйства уезжать! — толковал старик. — Нашли дураков! Никуда не поедем, в лес убегу, спрячусь, если будут насильно угонять.

Константин сперва подумал, что старик собирается от оккупантов убегать, но тот продолжал:

— Ишь запугивают немцами! А что немец? Не такой человек, как все прочие? Не будет в колхозы загонять… Сами удирают и нас прихватить с собой хотят.

Пересветов нагнулся к уху глазевшего на его винтовку парнишки и шепотом спросил:

— Это что за дед? Кто он такой?

— Председатель наш, — прошептал тот. — Его недавно выбрали, когда мужики все в армию ушли.

— Председатель колхоза?

— Нет, сельсовета. Предколхоза у нас баба. — Воровато оглянувшись на старика, мальчик сделал свирепое лицо и таинственно шепнул: — Контра!..

Сообщение это поразило Пересветова. Он решил идти напролом и громко спросил:

— Где здесь председатель сельсовета?

Все к нему обернулись, а старик ответил: «Я!» — и поспешно вскочил с бревен.

— Нельзя ли у вас в деревне заночевать? — спросил Константин. — И водички бы напиться.

Одна из женщин пошла к соседней избе за ковшом воды, а Пересветов присел на бревна рядом с председателем.

— Заночевать? — переспросил тот, садясь на прежнее место. — У кого же тебе заночевать? Тут одни бабы остались, к ним