– Согласен, – кивнул он и напомнил: – Только не вы, а ты – запоминай.

У них получилось именно что в «элегантной простоте», предложенной Настей. Подошли прогулочным неспешным шагом к ресепшену, и Максим Романович спросил у Светланы:

– Свет, у вас есть какая-нибудь видеотека или скаченные фильмы, чтобы в номере посмотреть? А то инет барахлит не по-детски.

Пока администратор рекомендовала что-то из их видеотеки, активно рекламируя кинотеатр, Настя якобы невзначай отошла к дальнему краю стойки, старательно делая вид, что просматривает журнал гламурненький, выбрав из тех, что специально выложили на столешнице для постояльцев, и как бы незаметно закинула ключ на стопку документов. Попала или нет, на самом деле не важно – главное, он там. Найдут.

– Хорошо, обязательно воспользуемся, – закончил разговор Максим, когда Настя подошла к нему.

– Спасибо, – так же поблагодарила администратора Настя, доброжелательно улыбнувшись ей.

– Попробуйте, это очень удобно, – еще раз посоветовала та напоследок.

– Куда теперь? – спросил Вольский у Насти, когда они отошли на приличное расстояние от административной стойки.

– Назад к той же черной лестнице, но теперь вниз по ней, к запасному выходу, который был открыт, как сказал Тимирдяев.

– Зачем?

– Надо посмотреть, – неопределенно протянула она.

– И что ты хочешь там увидеть?

– Не знаю, – еще больше задумалась Настена.

– Так, может, и ну с ним? Посмотрим потом или вообще не посмотрим, зачем он нам?

– Нужно, – твердо уверила Настя и снова заторопилась к служебному выходу.

Ничего особенного в этом черном, запасном выходе не было – дверь как дверь: железная, массивная двустворчатая, правда, замок простой, но наверху находилась коробочка с сигнализацией.

Настя осматривала пол возле двери, а Вольский принялся канючить, просто потому что ему ужасно нравилось, как она сердится, и хотелось ее подначивать и раззадоривать, а она хмурила бровки, как эдакая правильная, серьезная девочка, и отстаивала свою точку зрения.

– Обычная дверь, – ворчал он и хныкал. – Так кормить вообще будут, Насть?

Она зыркнула на него недовольным взглядом, призывая сосредоточиться, и продолжала обследовать дверной замок.

– Или я не вовремя волнуюсь? – примирительным тоном поинтересовался Вольский.

Она улыбнулась, но постаралась скрыть свою улыбку. А потом взялась за дверную ручку, нажала и потянула на себя.

Дверь не открылась.

– Все, – повернулась она к Вольскому, – теперь можем идти обедать.

– И ты мне объяснишь все, что вот тут, – он обвел рукой вокруг, – и в номере высматривала и что надумала.

– Расскажу, – пообещала она.

Сначала они просто ели, утоляя голод; да и болтать, когда перед тобой стоит потрясающая тройная уха, приготовленная по местному рецепту (из которой извлечены на специальную отдельную тарелочку разваливающиеся розовые куски нежнейшей рыбы, источающие головокружительные ароматы), было просто невозможно и даже преступно!

И они уплетали всю эту красоту, и Вольский урчал и мычал от удовольствия, а она все посматривала на него с плохо скрываемой иронией.

В ресторан тем временем прибывал народ. Вон компания из тех пяти человек, которые что-то громко выясняли в прошлый раз, а вон и мужская компашка, потерявшая где-то по ходу парочку бойцов, может, отсыпаются до сих пор после вчерашних посиделок или чем другим заняты. Но набивавшийся в кавалеры Константин присутствовал и даже, приметив Настасью, улыбнулся ей, как родной, покивал и приветственно помахал рукой.

– Знакомый? – спросил Вольский нарочито нейтральным голосом.

– Не совсем. Вчера приглашал присоединиться к их компании и отужинать в приятном мужском окружении. – Вольский хмурился, Настя улыбалась. – Я отклонила столь лестное предложение. Расстались на приятельской ноте.

– Если что…

– Да ладно вам, – весело отмахнулась Настена.

После ухи настал перерывчик, который они решили продлить и не торопились заказывать второе, а ждали, пока рыбка благостно уляжется в животе.

Вот тогда Максим и спросил:

– И что ты нашла в номере?

– Ничего, – расстроенно сказала Настя. – Кроме одной маленькой детали, над которой можно поразмышлять.

– Какой? – оживился Вольский.

– Сейчас покажу, – полезла она в сумочку за смартфоном, нашла сделанное в номере фото и протянула ему: – Вот.

– И что это? – не понял Максим.

– Это отпечаток испачканных пальцев, – растолковала Настя.

– И что, вот это и есть твоя горячая пища для размышлений? – с явным сомнением поинтересовался героический летчик.

– Вот так мыслят обычные люди, – забирая у него из руки смартфон, назидательно сказала Настя и принялась разъяснять: – Сам по себе этот отпечаток не пойми что и к чему, ерунда какая-то. А вот если рассматривать его в совокупности фактов, то эта незначащая деталька может стать весомым аргументом, – и, вздохнув, закончила мысль: – Это все равно как рассматривать маленький-маленький кусочек, вырезанный из большой картины, откровенно недоумевая, что это за цветная фиговина такая и к чему она вообще прилагается, если ты понятия не имеешь о существовании самой картины и никогда ее не видел. Это всегда так и работает – все состоит из таких вот маленьких, порой микроскопических кусочков, фактов, которые дополняют друг друга и, соединяясь в одно целое, составляют большое полотно.

– И ты знаешь, куда встроить отпечаток в своей картине? – Вольский откровенно ею любовался.

– Пока нет, – вздохнула она разочарованно. – Но уже кое-какие мысли у меня есть, – и посмотрела на него задумчиво. – Вообще-то это исчезновение очень непростое, странное, и, мне кажется, тут очень опасное дело.

– Поясни, – потребовал Максим, пристально разглядывая выражение ее лица.

– Вот смотри, – принялась объяснять Настя. – Начавшаяся метель буквально за час превратилась в буран и логистический кошмар целого района. МЧС постоянно передает красный уровень штормовой опасности, ни одно транспортное средство не ходит вообще, люди из домов даже не высовываются, потому что это очень опасно. И вдруг в гостинице пропадает постоялец. Я думаю, версии про инопланетян, хороших или плохих, перемещение во времени и двери в параллельные миры мы временно рассматривать не будем.

– Временно нет, – подтвердил со всей наигранной серьезностью Максим.

– Если отбросить еще и версию об особо изощренном, экзальтированном способе самоубийства…

– А почему отбросить? – перебил ее Вольский.

– Я этого Эдуарда Олеговича видела и разговаривала с ним. Поверь мне: ни о каком самоубийстве и речи быть не может. Это глубоко влюбленный в себя человек, влюбленный до обожания. Он наслаждается жизнью, своей прекрасной обеспеченностью, вещами, которыми может владеть, этим вот доступным ему миром VIPа вокруг себя. Он нес свое высочество, как ненаглядное сокровище. К тому же никаких мук душевных и глубоких жизненных переживаний он и близко не испытывал. И потом. Такого рода люди даже если решатся покончить жизнь самоубийством, то непременно обставят это событие красиво и эффектно, для них ведь обязательно нужно, чтобы все было по высшему разряду, чтобы лежать так элегантно, изысканно в самом дорогом своем наряде. Да и до самоубийства и серьезного членовредительства не дойдет – подстрахуются непременно, чтобы их нашли и спасли. А выйти одному в такой буран и мороз, без верхней одежды только в костюме, рубашке и стильных туфлях, как говорит моя Захаровна, неминучая смерть. К тому же страшная и некрасивая.