– С такими долгами? Кто, чёрт подери, даст нам кредиты на модернизацию? – снова перебил Роман своего брата.

Я удивилась, что он не вопил во всё горло, как обычно. Нет, он старался говорить тихо. Но это только усиливало эффект от его слов. – Господи, Рудольф, когда же до тебя дойдёт-то, в конце концов! Мы выдохлись, наше время истекло. Отель медленно умирает от старости, наши гости умирают от старости, да и сотрудники компании тоже. Взять хотя бы дряхлого конюха, которому ты всё ещё платишь зарплату, хотя ему давно пора в дом престарелых и он только распугивает постояльцев!

– Старый Штукки прекрасно работает на нас уже много лет, – возразил Рудольф. – Отель – его дом, другого у него нет, и выгнать его отсюда только потому, что он слишком стар, жестоко. И потом, он так хорошо ухаживает за лошадьми…

– В этом и заключается твоя проблема! – прошипел Роман. – У тебя начисто отсутствует экономическое мышление, ты слишком сентиментален. Включи, наконец, мозги! Предложение Буркхардта – наш единственный шанс. Мы сможем отделаться от этой развалины, погасить все наши долги, и у нас ещё останется кругленькая сумма, чтобы начать новое дело.

– Но этот человек – мошенник без чести и совести, готовый разрушить всё, что создали здесь наши дед и прадед, при этом ни на секунду не задумавшись. Кроме того, он некомпетентен. Ты вообще смотрел планы, которые он нам показывал?

– Меня они устраивают. Я люблю чёткие линии и современные интерьеры. Все эти аляпистые завитушки безнадёжно устарели.

– Но сто номеров вместо тридцати пяти! Из одной только малой музыкальной гостиной он собирается сделать три номера! А ведь этот зал помнит звуки скрипки Яши Хейфеца[8] и незабываемый голос Элизабет Шварцкопф![9]

– Всё это было ещё до нашего рождения, Рудольф!

Я была уверена, что Роман пожал плечами.

– Но мы с тобой присутствовали, когда в нашей библиотеке читал свои произведения Отфрид Пройслер![10] Из этой библиотеки Буркхардт собирается сделать гольф-салон. Как тебе может быть всё равно?! Когда я слышу его разглагольствования о парковках, канатных дорогах и гостевых апартаментах, меня прошибает холодный пот.

Меня тоже уже давно прошиб холодный пот. Я предполагала, что «Шато Жанвье» не приносит большого дохода. С сентября, когда я приехала сюда, здесь побывало очень мало постояльцев, но для меня стало ужасной неожиданностью, что дела настолько плохи. Неудивительно, что Дон Буркхардт-младший вёл себя так, как будто ему уже принадлежит весь отель, если его отец и впрямь собирался приобрести его и устроить здесь чёрт знает что.

– Буркхардт – ловкий делец, – продолжал Роман. – Нужно радоваться, что он вообще видит какие-то перспективы у этого Богом забытого клочка земли. Наш прадед давно умер, как и бабушка с дедом и наши родители, которые навязали нам это бремя, не спросив на то нашего согласия. Лично я больше не собираюсь лезть из кожи вон. Если ты и дальше будешь сопротивляться, я просто продам Буркхардту свою долю участия, а ты делай со своей долей что хочешь.

– Ты не можешь так поступить… – промямлил Рудольф.

– Очень даже могу, – возразил Роман. – Хочешь – подавай на меня в суд. Если наскребёшь денег на юриста, конечно.

На пару секунд в комнате воцарилось молчание. Я в своём шкафу снова задержала дыхание.

– Конечно, меня больше устроило бы, если бы мы действовали сообща, ведь мы братья, – в конце концов продолжил Роман таким деликатным тоном, какого я не ожидала от него услышать. – Рудольф, давай вместе достойно покончим с этим делом, прежде чем будет слишком поздно.

– Что же в этом достойного, если Буркхардт швырнёт нам на стол чемодан с деньгами неизвестного происхождения и потребует от нас продать ему наши души?! – с горечью произнёс Рудольф. – А о своём сыне ты не думаешь?

– Вот именно о нём я и думаю в первую очередь, – парировал Роман. – В отличие от нас он будет свободен! Свободен выбрать профессию, которая ему по душе, свободен выбрать место, где ему действительно захочется поселиться, свободен от этой вечной гири на ноге – от долгов, от ответственности. Сын слишком молод и, конечно, не поймёт меня, но на самом деле я делаю мальчику великое одолжение.

Оба Монфора снова на некоторое время замолчали.

– Но он любит отель, – прошептал наконец Рудольф. – Так же, как и я.

Роман застонал:

– Как мне надоела ваша дурацкая сентимента-альность! Кроме этой Богом забытой скалы, на свете есть куча замечательных мест, понимаешь? Почему ты так настроен против изменений и прогресса?

Его слова зазвучали тише, как будто он удалялся. В конце концов я услышала звук хлопнувшей двери, а затем – шаги на лестнице.

– Подожди! – Вздохнув, Рудольф, вероятно, последовал за ним. – У нас есть на чём сэкономить. У меня, конечно, сердце кровью обливается, но, например, кондитерская мадам Клео – это роскошь, от которой мы можем отказаться. Что сказал Одерматт из банка? Он же собирался всё ещё раз просчитать…

Ответ Романа я уже не расслышала. Ещё несколько минут после того, как голоса и шаги братьев Монфор затихли, я неподвижно стояла в своём шкафу и только потом заметила, что моё сердце колотится как сумасшедшее и мне не хватает воздуха.

Я осторожно нажала на дверцу шкафа изнутри, приоткрыла её и выскользнула из своего убежища. Но слишком поздно обнаружила, что перед шкафом снова кто-то стоит.

Незнакомец вытаращился на меня с таким же изумлением, как и я на него. Правда, он пришёл в себя значительно быстрее.

– Смотри-ка, – произнёс он по-английски, – горничная в шкафу…

Человека, стоявшего передо мной, я видела впервые.

На незнакомце были тёмный свитер и чёрные джинсы. Он был молодой, очень худой, спортивного телосложения, слегка загорелый, с короткими чёрными волосами, зализанными назад и открывавшими лоб. Его немного раскосые глаза, как у азиатов, выглядели настолько тёмными, что при тусклом свете мне даже показалось, что радужка сливается со зрачком. Вне всякого сомнения, он был самым привлекательным юношей (или мужчиной?) из всех, кого мне довелось увидеть, включая киноактёров.

Когда он заглянул в шкаф, его полные губы изогнулись в насмешливой улыбке:

– Ты одна там пряталась?

– Не твоё дело. – Я обрадовалась, что у меня не пересохло в горле и что мне даже удалось правильно подобрать английские слова. Нападение – лучшая защита. – Доступ в это помещение разрешён только персоналу отеля. Надеюсь, ты здесь работаешь?