– Бедняжка! – воскликнула Глория. – Присаживайтесь.

Она поставила рядом с собой пушистый розовый пуфик.

– Сейчас мы вас накрасим, юная леди. Косметика – вот решение всех ваших проблем.

– Косметика? Но я ею не пользуюсь.

– Что ж, теперь пользуетесь. Ваши чистые нетронутые глаза напоминают мне новорожденного мышонка. И, дорогая, неужто я вижу крошечный прыщик возле вашего носа?

– Это Элен.

– У ваших прыщей есть имена?

– У этого есть. Элен мигрирует с места на место, но никогда не уходит.

– Милочка, Элен должна умереть.

– Я не люблю косметику, Глория. Зачем она мне? Это ведь нечестно.

– Дорогая, косметика нужна, чтобы никто не увидел, какие мы под ней.

– А что в этом плохого?

– Что плохого?! – Глория смахнула маленькую дюну пудры в лакированную коробочку вишневого цвета. – Милая, если вы откроете людям свои чувства, вас могут больно ранить. Вами воспользуются. То, что когда-то было самым дорогим и сокровенным, превратится в оружие, направленное против вас. Вы будете страдать.

Британи нахмурилась.

– А теперь давайте напудрим вам лоб, – предложила Глория.

– Давайте.

Сегодня у меня не лучший день.

Утро было ужасное, из тех, когда просыпаешься и думаешь только о страхе, боли и людях, которых предал. Высовываешь руку из-под одеяла, а воздух снаружи холодный. Ощущение такое, будто не хочешь появляться на свет. Потом ты уже не можешь лежать и думать о плохом, выскакиваешь из постели и бежишь в ванную. Суешь голову под душ, надеясь, что вода смоет все мысли, но она только слегка отвлекает.

Я становлюсь старше. Я старею. Кто-нибудь начинает рассказывать мне свой сон, а мне от этого так скучно, что я вынужден бежать. Бегу из офисного супермаркета или из компьютерного магазина в хозяйственный. Брожу там по проходам в поисках хотя бы зачатка идеи, как мне сбежать от самого себя. Прохожу мимо искусственных лилий, нерасписанных скворечников и наборов для вышивания (по ним можно вышить декоративных карпиков, плавающих в токийском пруду). А потом в отделе записных книжек вижу стикеры по семьдесят девять центов. На них нарисованы радуги и единороги, которые радостно кричат: «Мечты сбываются!». От этой надписи мне хочется плакать. Мы скармливаем этот бред детям, которым от нас достанутся разве что кровавые войны, начатые теми, кто давным-давно умер, но был так озлоблен и испорчен, что передал свою ненависть будущим поколениям. Мечты не сбываются. Мечты умирают. Мечты теряют смысл. Мечты покупают денатурат у торговца в дальнем конце парка. Мечты задыхаются. Мечты заболевают раком селезенки.

Вот такой у меня выдался денек. Грузовик с техникой «Делл» застрял на таможне и приедет только завтра, так что я закушу водкой и притворюсь, будто обслуживаю покупателей в отделе офисной мебели. Потом я буду бродить по залу, глазеть на пластмассовый хлам, который мы продаем, и думать, сколько в нем химикатов и сколько вредных отходов смывалось в Мировой океан во время его производства. Иногда мне кажется, что мы занимаемся сексом с двадцать первым веком, причем без презерватива; обмениваемся с нашей эрой всякими веществами и жидкостями: антибиотиками, хлоркой из бассейна, цепочками молекул, выхлопными газами, запахами новеньких машин – и все это в единой бесконечной оргии без запретов и ограничений.

Полчаса спустя: Пит уехал, так что мы тут все маемся дурью. Бросили жребий, кому стоять на кассе. Выпало Кайлу. Я сходил в ближайший магазинчик за дешевым пойлом. Сейчас пойду на погрузочную площадку и буду писать «Шелковый пруд». На улице тепло, если укрыться от ветра.

Р.

Стив с Глорией повредились рассудком. Часовая тирада Стива о его гротескных, бессмысленных и старомодных книгах напомнила Кайлу об аллергии на сульфаниламиды. На свадьбе сестры он принял таблетку от воспалившейся заусеницы, и внезапно у него внутри будто вспыхнул пожар. Кайл прыгнул в бассейн, но стало только хуже. Когда его уложили в машину «скорой помощи», он какое-то время кричал, чтобы ему вкололи болеутоляющие, а потом отрубился. Точно так же он почти отрубился во время разглагольствований Стива, а когда очухался, рядом сидела Глория и потирала мизинцем его колено. Она пояснила Кайлу, что в книге он немного переборщил с символами отцовства, но это ничего, потому что она придумала, как он сможет оттачивать свое мастерство в будущем.

Слава богу, Британи спасла его от выходок Глории, и слава богу, женщины отправились наверх. Весь чай Китая не заставил бы его теперь подняться и посмотреть, что задумала эта безнадежная алкоголичка.

Заурчало в животе. Почему совсем не пахнет едой? Почему никто не подает закуски? Не ставит тарелки на пыльный стол? Кайл отправился на кухню, чтобы разобраться, в чем дело. Стива там не было. На столе лежала пустая коробка из-под хлебцев, в раковине противень. На полу валялась обертка от «Чеддера» с маленькими дырочками – будто ее погрызла и бросила крошечная мышь. Невероятно! В холодильнике нет ничего, кроме банки маринада!

Он подивился оригинальной задумке хозяев относительно ужина, а потом понял, что никакой задумки не было и в помине. У них в доме один скотч! Эта мысль так потрясла Кайла, что он сел за кухонный стол.

Чуть слышно заработало отопление. Мимо дома проехала машина. Холодильник рыгнул и затих, и Кайлу почему-то представились пингвины, охраняющие мертвые яйца. Пожалуй, в более жуткой комнате он еще не бывал.

А что, интересно, в буфете? Неужели пусто? Нет. Должна же здесь быть еда.

Он заглянул в шкафчики, и все они оказались пусты. В одном, правда, нашлось «Блинное тесто по-домашнему». На коробке была чудовищная картинка, иначе не скажешь: негр с плантации протягивает тарелку оладий девушке, разодетой в кружева – эдакой Николь Кидман из прошлого, которая прячется за розовым веером и одновременно за приятной мыслью, что этого негра засекут до смерти, стоит ей только слово сказать. На коробке не было штрих-кода. Кайл открыл ее и увидел нечто, похожее на танцующие хлопья орегано.

Господи!

Он уронил коробку, и жучки разбежались по всей кухне.

Вошел Стив.

– О, так вы у нас теперь за шеф-повара? Какое счастье!

Кайл заявил, что «Скрепки» – дерьмо и гореть им в аду. Я поражена до глубины души. Это сказал мальчик, который любит ореховую смесь! Так, значит, в нем таки есть анархистская искорка! Правда, он сказал это под грибами, да к тому же мы отсидели двадцать минут на семинаре по картриджам – весь коллектив был готов взбунтоваться.

Вспоминаю, как в детстве я себе представляла взрослую жизнь. Знаешь, там не было Фахада, разглядывающего свои прыщи в чайной ложечке, и не было торгового представителя «Рико», который показывает в «Пауэр Пойнте», что картриджи разлагаются тысячу лет.