litbaza книги онлайнРазная литератураВторой футуризм. Манифесты и программы итальянского футуризма. 1915-1933 - Коллектив авторов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 36
Перейти на страницу:
наши моральные, даже моралистические ценности и который в качестве фона своих военных парадов любит использовать самые настоящие римские руины?

Футуризм – это искусство свободного стиха, свободного выражения, слов-на-свободе (даже упразднения слов в тактилизме и искусстве шумов). Фашизм вместо этого жаждет ещё более строгих школ, всеобщего обучения латыни и предлагает нам почитать память Де Амичиса и Мандзони как великих представителей итальянского ума[131].

Один чрезвычайно противоречивый пункт касается вопроса интернационализма. Фашизм – политическое усилие, которое является чрезвычайно итальянским. Он не способен образовывать альянсы с фашизмами в других странах или с движениями, которые заимствовали ярлык итальянского фашизма, а все прочие фашисты, также националисты до мозга костей, непременно настроены против итальянской нации. Например, венгерский фашизм своей единственной конечной целью имеет возврат Фьюме Венгрии.

Футуризм, напротив, является движением международного характера. Сам Маринетти признаёт, что во всех частях земного шара уже есть российские, американские, австралийские или немецкие футуристы. Его стихотворения, сочинённые из абстрактных символов, также тяготеют к интернационализму, превращаясь даже в своеобразный Волапюк[132]. Прямой и законный потомок футуризма – движение дадаизма, родившееся во время войны в Швейцарии в строго нейтральной и антинационалистической среде, имеет своим лидером Тристана Тцара, если я не ошибаюсь, румынского мигранта[133]. Дада, если оно имеет какой-либо смысл, должно означать выражение презрения ко всем идеалам войны. Это – самое большое и самое логичное проявление анархизма в послевоенный период.

Что касается футуризма, то следовало бы также признать, что он нашёл свое логическое место только в одном государстве – в России. Там большевизм и футуризм сформировали счастливый союз. Официальным искусством большевизма стал футуризм. Памятники Революции, её пропагандистские плакаты, даже её книги несут след футуристического искусства и его идей. И это совершенно логично и понятно. Две революции, две антиистории всегда были союзниками. Обе хотят разрушить прошлое и всё перестроить на новом индустриальном фундаменте. Фабрика была неиссякаемым источником политических идей большевиков, но она также была вдохновением футуристического искусства.

Но как футуристическое искусство сможет шагать в ногу с итальянским фашизмом – не вполне ясно. Это было недоразумение, родившееся только из обстоятельств близости людей, из чисто случайных столкновений, из сущего беспорядка различных сил, которые привели Маринетти на сторону Муссолини. Это отлично работало в дни революции, но будет удивительно при нынешнем правительстве.

Итальянский фашизм не может принять разрушительную программу футуризма, напротив, со своей итальянской логикой он должен будет восстановить те самые ценности, которые противоречат футуризму. Дисциплина и иерархия в политике – это также дисциплина и иерархия в литературе. Слова становятся пустыми, когда политические иерархии неэффективны. Если фашизм действительно хочет победить в своём сражении, он должен считать уже усвоенным в футуризме всё, что могло служить стимулом, и подавить в нём всё то революционное, антиклассическое и непокорное, с точки зрения искусства, чем он ещё обладает.

Что я обнаруживаю, например, в «Фильтрованных ночах» футуриста Марио Карли[134]?

Странно! Всё же ясно это был случай, когда мою рубашку привели на виселицу и повесили мухи, решившие, что наконец настал момент испугать привидение в машинке, и пока я считал одно за другим свои рёбра в грудной клетке, не испустившей терпеливо ни содрогания, я заметил, как лягушки окаймляют небо, напоминающее сырную тёрку, а упавшие с него частички пыли превращаются в соловьиные песни. Должно быть, у лиризма есть свои основания позволить фиолетовым осадкам усеять глубины кипарисовых деревьев, так чтобы ночь выпирала из них, серая, жемчужная и лёгкая.

И что я нахожу у итальянского классика Мандзони?

Небо обещало погожий день. Низко стоявшая луна, бледная и тусклая, всё же выделялась на необъятном серовато-лазоревом небосводе, который по направлению к востоку постепенно становился розовато-жёлтым. А ещё дальше, на самом горизонте, длинными неровными полосами вырисовывались небольшие облака лиловатого цвета; те, что пониже, были окаймлены словно огненной полосой, становившейся всё ярче и резче[135].

Итак, я спрашиваю себя: какие страницы здесь иерархические, дисциплинированные и традиционные, где слова занимают подобающие им места, подчиняются правилам, где каждое слово отвечает своей природе, а каждый смысл обладает присущим ему достоинством? Короче говоря, какой способ письма соответствует фашизму, а какой – футуризму? И нет ли чрезвычайной несовместимости между этими отрывками, один из которых демонстрирует волю что-то построить, а другой – желание всё разрушить и смешать? И какой – смею ли я спросить? – действительно итальянский, а какой международный? Какой напоминает в общих чертах нашу литературу, соответствует её характеру, а какой напоминает такого рода литературу, что печатается в космополитичных литературных журналах, многоязычных или даже межъязычных?

На днях кто-то показал мне эскиз футуристического памятника Маринетти. Он имел экстраординарное сходство с футуристическими памятниками, которые русская революция установила на многих городских площадях. Есть только одно ключевое отличие: в Италии он остаётся только эскизом, в то время как в России они уже стали действительностью.

Со своей стороны я убеждён, что футуризм и фашизм не смогут долго жить вместе. Если фашизм хочет оставить свой след в Италии, разве не должен он будет изгнать всё, что имеет привкус футуризма, всё, что является недисциплинированным и антиклассическим? Я адресую этот вопрос одной группе, способной дать на него идеальный ответ, – правительственной комиссии, недавно назначенной для рассмотрения реформы образования. Поскольку определённые футуристические манифесты, как может показаться, находятся в прямой оппозиции к содержанию их обсуждения. Один манифест потребовал ничто иное как «сведение классических предметов к статусу абсолютно факультативных, с изучением их дополнительно или параллельно с основной программой», «отмену учителей» и «увеличение часов физкультуры, которая является главным фактором интеллектуальной жизни человека»[136].

Было бы слишком нескромно спрашивать моих выдающихся друзей из правительственного комитета, не входит ли всё это в противоречие с их планами и обсуждениями? И было бы неприлично спрашивать моих знакомых внутри футуристического движения, что они на самом деле думают о классицизирующих реформах министра образования Джованни Джен-тиле[137]? Интересно.

XV

Ф. Т. Маринетти, Тато

Футуристическая фотография

Фотография пейзажа, человека или группы людей, обладающая гармонией, деталировкой и такой характерностью, что можно сказать: «Как картина» – это для нас вещь абсолютно преодолённая.

После фотодинамизма или фотографии движения, созданной Антоном Джулио Брагалья в сотрудничестве с его братом Артуро и представленной мною в 1912 году в римском зале «Пикетти», а затем повторённой фотографами-авангардистами всего мира, нужно реализовать следующие новые фотографические возможности:

1. драма неподвижных и подвижных объектов, драматическое смешение подвижных и неподвижных объектов;

2. драма теней от объектов, оторванных от самих объектов и контрастирующих с

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 36
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?