Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако совершенно ясно, что сама Рея могла указать только на бога Марса, поскольку в противном случае ее ждала немедленная казнь за потерю девственности и осквернение священного огня Весты. По совету матери, после изнасилования «она уже не приближалась к святыням, но пребывала среди других дев, которые исполняли все те обязанности, что были возложены на нее»[93]. Овидий очень поэтично описал грехопадение Реи Сильвии:
Сильвия, Весте служа (почему не начать бы отсюда?),
Вышла помыть поутру утварь богини в воде
И подошла по тропе к отлогому берегу речки,
Где она ставит сосуд глиняный, с темени сняв.
На землю сев отдохнуть, вдохнула открытою грудью
Ветер и поправлять волосы стала себе.
Лишь она села, ивняк тенистый, и пение птичек,
И лепетанье воды дрему навеяли ей.
Сладкий тихонько покой смежил ей усталые очи,
И с подбородка ее томно упала рука.
Марс тут ее увидал, пожелал, желанную обнял
И обладания миг силой божественной скрыл.
Сон улетел, и она на траве тяжела остается,
Ибо во чреве у ней Рима зиждитель лежал.
Томно встает и сама не знает, откуда томленье,
И, прислонившись к стволу дерева, так говорит:
«Пусть на пользу и пусть на счастье мне будет виденье
Этого сна! Или нет, это яснее, чем сон!
У илионских огней я была, когда вдруг соскользнула
Долу повязка моя перед священным огнем.
Тут одинаково две из нее, удивительно, пальмы
Выросли вдруг, и одна выше другой поднялась,
И обняла целый мир могучими тотчас ветвями,
И досягнула до звезд пышной вершиной своей.
Вот мой дядя на них заносит стальную секиру —
В ужасе я, и дрожит трепетно сердце мое.
Марсов дятел и с ним волчица, вдвоем ополчаясь,
Оберегают стволы; пальмы стоят, спасены».
Так говорила она, во время рассказа наполнив
Урну водой, и с трудом снова ее подняла.
А между тем возрастает и Рем, и Квирин возрастает:
И, округляясь, живот бремя небесное нес.
Год же своим чередом неуклонно к концу приближался:
Светлому богу в пути две оставались межи.
Сильвия ныне уж мать. Говорят, изваяние Весты
Девственною рукой очи прикрыло свои.
Дрогнул богини алтарь, когда разродилася жрица,
И, ужаснувшись, огонь скрылся под белой золой[94].
Впрочем, не лишена правдоподобности и версия о том, что изнасиловал Рею Сильвию сам царь Амулий, скрывавшийся под обликом Марса[95]. В этом случае он получил бы отличную возможность уничтожить дочь Нумитора. И действительно, как сообщает Дионисий Галикарнасский, «Амулий, то ли зная о том, что случилось, то ли одолеваемый подозрениями о вероятном ходе дел, учинил следствие, по какой-такой причине происходит столь длительное воздержание племянницы от святынь, и пригласил наиболее доверенных знахарей. А когда женщины принялись растолковывать, что существует неведомая для мужчин хворь, он приставил к деве соглядатаем собственную жену. Она-то сумела изобличить причину тягости девушки, с женской сообразительностью догадавшись о непонятном для мужчин, и сообщила об этом мужу. Тогда Амулий приставил к девушке вооруженную стражу, чтобы она не родила тайно, ведь она была на сносях. А сам он, призвав брата на совещание в сенате (совете старейшин. — М. Б.), стал обличать скрытую для остальных пагубу потери девственности и обвинять родителей в сообщничестве с ней, а также потребовал от Нумитора не прятать виновника и привести его на суд. Нумитор возразил, что слышит чудовищные речи и что дочь неповинна в предъявленных прегрешениях. Он потребовал времени для выяснения истины. С трудом добившись отсрочки, Нумитор выведал подробности дела от своей жены, которая сообщила, что именно рассказала сама девушка. После этого он объявил о насилии, совершенном божеством, и сообщил о его словах по поводу рождения близнецов, а также потребовал установить их истинность — окажется ли потомство после родов именно таким, как предсказал бог. Ведь дева вот-вот родит, так что, если она бесчестна, это скоро обнаружится. Поэтому он приставил к девушке прислужниц в интересах расследования, дабы ни одна из улик не была оставлена без внимания. Во время речи Нумитора большинство сената склонилось к признанию правоты его доводов, но Амулий не признал его требования здравыми, а изо всех сил старался погубить роженицу. Пока суть да дело, примчались отряженные наблюдать за родами и доложили, что дева произвела на свет младенцев — близнецов мужского пола. И Нумитор тотчас же в пространной речи объявил это делом бога и потребовал не подвергать девушку противозаконным карам, ибо она невиновна в своем позоре. Однако Амулию почудились какие-то людские махинации в связи с родами, будто бы кто-то из повитух тайком от стражи или при ее содействии подложил второго младенца, и он долго распространялся на этот счет. Когда же члены сената уяснили, что царь преисполнен непреклонной решимости, они также осудили запятнанную, как он того и требовал, то есть что надлежит применить закон, предписывающий опозорившую свое тело весталку забить палками до смерти, а ее отродье выбросить в речной поток»[96].
Рея Сильвия должна была неминуемо погибнуть, но сведения о ее судьбе у античных авторов разнятся. По одной версии, после родов она была заключена в темницу, о чем ясно пишет Дионисий Галикарнасский: «Ведь одни говорят, что дева была умерщвлена немедленно, другие — что она сгинула в неизвестной темнице, что дало народу повод подозревать о тайной казни. Амулий же был подвигнут на это из-за своей собственной дочери, которая умоляла его пощадить двоюродную сестру, ибо они вместе воспитывались, были ровесницами и любили друг друга, как родные сестры. И будто бы Амулий из любви к дочери, поскольку она была у него единственной, избавляет Илию от казни, но запирает ее в темницу. Однако со временем после смерти Амулия, она была освобождена»[97]. Согласно другой версии, Рея Сильвия была сброшена вместе с детьми в Тибр и превратилась в речную нимфу, став женой бога этой реки — Тиберина, либо бога реки Аниен, притока Тибра[98].
Так или иначе, но Рея Сильвия более в этой истории не фигурирует, и ее дальнейшая судьба покрыта мраком. Доподлинно известно лишь то, что Амулий не