Рена сделала несколько шагов, покачиваясь в такт. Она вслушивалась в слова и думала, что песня «уличной пыли» не отличается богатыми эпитетами и красотой слога. Но зато ритм её звал двигаться совсем по–особенному, во всяком случае уж не так, как на гимназических танцах под надзором строгих дам в длинных платьях с высокими воротниками. Рена вспомнила прямые юбки ниже колена, толстые, непременно чёрные чулки, высокие чёрные ботинки. Вспомнила платья с пуговицами сзади. Пуговицы не давали прислониться к спинке стула или к стене. Вспомнила чинные движения топчущихся по танцевальному классу девочек. И вот, о боже, надзирательницы ушли попить чаю в надежде, что девочки и дальше будут танцевать скучный полонез. Толстенькая, энергичная Ната тут же взбрыкивает ногами и бежит к пианино. Отталкивает от него подслеповатую Гэррити, у которой толщина стёкол в очках никак не меньше двух пальцев… И, пока девочки катают Гэррити по залу на вертящемся табурете с колёсиками, стоя наигрывает ни на что не похожую музыку. Ритм жёсткий, а мелодия течёт, как мёд сквозь пальцы: чудесная музыка, от которой происходит нежное шевеление в низу живота.

   И девочки, разделившись на пары, танцуют уже совершенно иначе – раскованно, потому что мелодия велит им двигать не столько ступнями, сколько бёдрами. Танцевать и мечтать о мальчиках. Куда приводят такие мечты? Правы были дамы-надзирательницы: не в самые хорошие места. Иначе разве позволила бы выпускница гимназии Рена сан Марна после таких вот танцев какому–то мальчику сначала потрогать себя за грудь, а потом, в пустом классе, поднять себе юбку выше колен?

   Вот какие воспоминания в один миг пронеслись перед глазами Рены. Движения Деми стали вдруг деланно-ленивыми и изумительно гибкими. Одной ногой он отодвинул с середины кабинета мешавший ему стул, другой совершенно непринуждённо прижался к ноге Рены – точнее, бедром к бедру.

   И больше Рена уж не помнила, как двигалась – Деми повлёк её за собой во что–то большее, чем танец, в маленький отрывок жизни, где каждый жест и каждое движение было исполнено значения, куда более глубокого, чем слова. Он прижимал девушку к себе и отталкивал прочь, в последнюю секунду подхватывая кончиками пальцев. Она летела навстречу, изгибалась, словно змейка, радостно вскрикивала от волнения, когда руки Деми отрывали её от земли. От самой Рены здесь зависело немногое – пожалуй, только держать равновесие да, когда надо, оставаться на ногах. Хорошо только, что темп оказался не слишком быстрым, иначе Рена бы непременно задохнулась. А ведь когда-то она казалась себе смелой и дерзкой, скидывая с ног ботинки и вместе с другими девочками изображая запретные танцы «босяков»! Какими неуклюжими и до непристойности смешными показались теперь ей их наивные попытки…

   Почти так же неуклюже и нелепо они с мальчиком-гимназистом занимались любовью в тёмном классе. Он тыкался в неё, как щенок, а она повизгивала, пытаясь подстроиться под его неровные телодвижения. В книгах Рене приходилось читать, что влюблённые после такого вот совместного «тыканья» непременно должны пожениться. Но после того, как всё случилось, ей хотелось не замуж, а убежать от парня подальше. Да и он, по счастью, не испытывал после «тыканья» особого притяжения. Несколько раз они гуляли вдвоём по Диварре, целовались в парке или за речными складами, а потом, не найдя подходящего местечка, что бы продолжить изучение друг друга, разбежались. При воспоминаниях о том пареньке Рена ощущала стыд и неловкость.

   Второй роман накрыл девушку, когда она уже поступила на работу и ухаживала за животными. Он окончился плачевно. Ренин избранник был симпатичный, хоть и полноватый, счетовод. Он приглашал Рену к себе на квартиру, торопливо мял её грудь сквозь бельё, быстро овладевал девушкой, никогда не раздевая её полностью, и спустя пару минут судорожно и как-то суетливо кончал. Рена после таких встреч обычно уходила в смешанных чувствах: она не успевала почувствовать что-то по меньшей мере приятное, но по неопытности полагала, что это – серьёзные и взрослые отношения. Однажды она попробовала взять всё в свои руки. Когда мужчина в очередной раз быстро и уверенно скинул с себя всё до лоскутка, Рена так же сноровисто разделась, но стоило встать перед ним на колени, как услышала, что это всё неприлично и таким занимаются только шлюхи. Впрочем, он позволил Рене довести дело до конца. И бросил девушку в тот же вечер. Сказал, что она всё равно не девственна, да и повадками её остался недоволен.

   После увольнения у Рены уже не было возможности завести кавалера, встречаться с ним и заниматься сексом, да и негде было приткнуться. Вся её жизнь свелась к уходу за больным отцом… Но теперь фривольный танец с Деми вдруг заставил девушку ощутить что-то похожее на ту истому, непонятно и исподволь начавшую тлеть, кажется, ещё в то время, когда она увидела парня закутанным в одеяло.

   Мелодия на четыре четверти закончилась. И заиграла другая, более плавная и лиричная – на три четверти, в ритме укачивающем и волнующем одновременно. Голос Викки Делира стал чарующе-ласковым, проникновенным, и зазвучал несколько ниже.

   Деми обнял Рену куда как плотнее, чем полагалось танцу, и девушка не стала отстраняться для того, чтобы сохранить необходимое для приличий пространство. Во вкрадчивых и нежных движениях парня было куда больше личного и интимного, чем во всех связях Рены до сего дня. Она не могла понять, почему это происходит и почему Деми, не лапая её за грудь и не подбирая юбку всё выше, будит в её теле и душе нечто неизведанное ранее.

   То, от чего трепещет внутри, словно крылья по воздуху. И от чего хочется продолжать танец вечно.

   Но пластинка скрипнула, музыка закончилась, и граммофонная игла перескочила на пустую часть чёрного диска, таящего в себе голоса давно ушедшего певца, его чуть нестройного хора и уличного оркестра с разнузданными ритмами.

   Деми сделал ещё два или три поворота, прежде чем остановился, а после отпустил Рену. Не до конца – лишь слегка отстранив от себя. Его рука чуть подрагивала на талии девушки. Она замерла, приподнявшись на цыпочки, и слушала, как шуршит игла по пластинке. А за окном вновь разыгрался дождь, стучал в стекло мелко и дробно, вызывая в теле дрожь.

   – Перевернуть пластинку или поставить сначала? – спросил Деми шёпотом.

   Рена медленно-медленно выдохнула и отпустила его руку. И свою ладонь с его тёплого плеча убрала. Нет, пожалуй, на сегодня было довольно. Достаточно волнений. Эмоции