4 января 1942 года.

(197-й день войны.)

Наступление продолжается. На Юго-Западном фронте много трофеев. Уничтожено более десяти тысяч немецких солдат и офицеров. Трофеи Кавказского фронта с 25 декабря по 2 января: взято много складов, сотни орудий, пулеметов и т. д.

По радио — передовая «Правды» от 3 января о том, что фашисты, отступая, оставляют нам «зону пустыни»… Уничтожать фашистов, уничтожать нещадно!

Иностранные обозреватели считают: что бы ни предпринял Гитлер — удар на Турцию, удар через Испанию, удар на Мальту, — все равно дело решится в общих больших битвах в России и на Атлантике.

В 4 часа 25 минут дня я уехал из госпиталя. Хватит… От дистрофии не умер, как это бывает сейчас так часто со многими мужчинами в Ленинграде.

Сугробы, сумерки. Холод, тишина, иногда нарушаемая гулом выстрелов. На саночках из последних сил тянут умерших родителей дети, а детей — родители. Замерзшая Нева, любимый город, один вид, одно имя которого вызывает трепет счастья и гордости. Корабли, Адмиралтейство, Зимний, Эрмитаж, Марсово поле. Ни единого трамвая, почти нет машин. Сугробы, ледяные наросты на тротуарах, забитые фанерой окна. И в этом северном, застывшем городе — живая кровь питерцев. Это здесь родилась Революция! Мы покажем и врагам, и друзьям, и нейтралам, кто такие питерцы, русские, советские.

…Нет слов, нет сил передать все страдания города. Но не время сейчас их описывать. Запомним все, сохраним в душе — до часа расчета с Гитлером!

Страна знает о том, что переживает Ленинград. В северных городах, когда приезжают из Ленинграда эвакуированные слабые женщины и дети, — на них благоговейно смотрят, приветствуют, встречают. На вокзалах, в буфетах ленинградцам все дается вне очереди, даже если приходится отказывать командирам РККА.

Приезжие из Москвы передают о глубоких чувствах к Ленинграду.

При последней эвакуации некоторые командиры отдавали свой месячный сухой паек семьям, а сами ходили голодные, нервные, молчали, терпели… Но рядом с великим видишь и низкое: спекулятивный рынок. На холоде топчутся люди, что-то меняют, продают. (Хлебом торгуют по пятьсот рублей за килограмм.)

Однажды моим близким сказали: «Вишневский по радио выступит, — на неделю зарядку даст». И тут же реплика: «А ну самого бы его на сто двадцать пять граммов посадить. Так ли бы он заговорил?» (Это как раз тогда, когда я свалился от дистрофии.)

Прохожу мимо Апраксина двора. Дома без стекол, все застыло. В Пассаже нормально идет торговля, хотя и без света. Горят коптилки, лежат вологодские кружева, детские игрушки, за прилавками стоят продавцы, где-то играет патефон — это продают пластинки. В продаже уже нет ниток и иголок, но еще есть шелковые ленты, детские носки и др.

Тока в городе нет, частично дают заводам. Автотранспорт стоит…

После некоторых успокоительных сообщений от 24 декабря опять сильные обстрелы.

По Фонтанке бегут люди, падают, зарываются в снег… Артиллерийский шквал длится минут пятнадцать и прекращается. Разбита автомашина, лежит убитый старик, бегут санитары…

Выезд машин «скорой помощи» — своего рода экспедиция. Мороз, горючее сомнительное, тьма и плохие дороги — сугробы, лед. Коммунальное хозяйство Ленинграда почти парализовано. Водопровод в большей части города не работает. Канализация повреждена. Трамваи, автомобили стоят. Тьма… Разбитые и подбитые дома пока не восстанавливаются — нужны огромные средства на ремонт.

6 января 1942 года.

(199-й день войны.)

Утром слушал сводку. Успехи в Крыму, есть трофеи.

12 часов 30 минут. Днем город выглядит значительно лучше.

Толпа движется быстрее… На улице попадаются контрастные типы: то бледные, серо-землистые, отечные, одутловатые лица, то рядом розовощекие девчонки, крепкие женщины, пахнущие здоровьем. Кто помогает им, мужья или любовники?

Ободранные киоски. Кое-где вмерзшие в снег троллейбусы с выбитыми окнами; оборванные провода. На колоннах Исаакиевского собора — выщербленные следы от осколков. Афиша — «Любовь моряка»; извещение о переучете начсостава запаса. Кое-где чистят тротуары, скалывая метровые ледяные глыбы.

В Военно-морском издательстве и его типографиях, несмотря на большой процент больных и умерших, план выполнен (за декабрь) на 80 процентов: бумагу возят на саночках сами сотрудники, печатают вручную. В типографиях стынет от холода краска, но ее кое-как разогревают и работают… Святые люди!

Поезда по Северной железной дороге идут до Войбокало. На Ладоге к нашему транспорту добавлено шестьсот немецких трофейных автомашин…

7 января 1942 года.

(200-й день войны.)

С утра надо «раскачиваться». Необходимо волевое усилие. Встал, оделся… Прочел несколько газет. Побеседовал с товарищами. Со скрежетом зубовным побрился (холод). Выросла щетина, уже кое-где прут седые волосы. Мои ребята держатся, пустили мы в ход лозунг: «Все с улыбкой!»

7 часов вечера. Еду в 3-й военно-морской госпиталь для беседы с ранеными моряками. В последние дни на Петроградской стороне было восемь бомбежек и пять артобстрелов. Госпиталь подвергся многим бомбежкам. Падали бомбы и во двор. В ста пятидесяти метрах от госпиталя упала бомба в одну тонну, но, к счастью, не разорвалась. Ее извлекли: бочкообразная, сто двадцать пять сантиметров высоты. Стоит отметить интересный с точки зрения военной техники факт: бомба упала на мягкую почву и поэтому не «отработала» (?). Стекла в госпитале все вылетели. Много осколочных попаданий.

Находящиеся в госпитале раненые все терпеливо переносят. Один из