не давало осечек и отказов в операциях. Огромна роль артиллеристов в ближайших операциях на Балтийском море. Упор на плавающий флот!

Первыми пойдут тральщики и катера МО («морские охотники»). Надо образцово подготовиться. Наш военный театр очень тяжел. Противник обильно использует мины, бродячие, вахтенные, подвахтенные, обычные и пр. Во всех случаях наши катера делали успешные десанты. Очень ценна роль катеров в разведке, в дозорах, для связи и т. д.

Необходим учет состояния оружия, предупредительный ремонт. Всегда знать, что нужно сделать, что поправить, не допускать до заводского ремонта и выхода кораблей из строя. Все делать самим. Надо помогать заводским мастерам, а они будут руководить корабельными специалистами… Надо экономить во времени, материалах, сроках; беречь цветной металл, ветошь.

Не перегружать оборонную промышленность.

…По-новому надо ставить вопрос с доставкой материала. Бензина, машин, смазки не будет — тяните сами на саночках… Не должно быть аварий. К виновным будем применять жесткие меры. Лозунг об исправном оружии исключает аварии. Береговая оборона выдвигает встречные планы: сделаем ремонт на месяц раньше. У нас уже есть навыки, есть морозоустойчивая смазка новых типов, а немцы в условиях мороза стреляют плохо. Ремонт надо вести одновременно с учебой. Не сбивать ремонтом оперативных планов. Боевые задачи не только не сняты, но, наоборот, все должны быть в первой линии, включая и «Октябрьскую революцию».

В любой момент должны стрелять! Надо изучать опыт войны, продумывать действия артиллерии и анализировать самые различные виды боевой и технической деятельности. Не ждите, анализируйте, выдвигайте новые мысли. Подсказывайте свои предложения конструкторам. До пятидесяти таких предложений уже нами отправлено. Надо совершенствовать тактику и строить новые корабли. Учитывайте, изучайте приемы противника…»

На замыкание кольца вокруг немцев под Ленинградом уйдут месяцы…

Нами окружен Ржев!

Обстановка. К осени у нас был семисоткилометровый фронт обороны от Калинина до Орла. У немцев же пять пунктов прорыва, концентрация огромных сил и удар на двадцатикилометровом фронте! Инициатива была у немцев, но они быстро сдали! Речь Гитлера от 3 октября — фашистская шумиха. Не имея возможности выступить 7 ноября на Красной площади (мечта его не сбылась!), Гитлер выступил 8 ноября в Мюнхене: «Наша цель была разгромить противника и захватить все промышленные центры». Какая чепуха! Не удалось! Сейчас германская пропаганда скисает. Они стали писать о трудностях и 21 декабря признались в том, что противник превосходит германскую армию и численностью и вооружением!

«Опаснейший из врагов» — так названа ими Красная Армия.

Призывают к сдаче вещей — их запасы обмундирования недостаточны.

Геббельс 24 декабря сказал: «Война научила нас покорности року» (!). Как сбавил тон! «Солдаты ведут ожесточенную борьбу за существование своего строя. Снег, голод, отсутствие снаряжения». Вот как заговорил Геббельс. «Нельзя делать ответственными за войну государство или партию. Войну ведет весь германский народ». Уже спихивают с себя ответственность и ищут выходов.

«Русские проявляют нечувствительность к потерям. Ежедневно прибывают новые русские войска. Дисциплина советских солдат одна из причин сопротивления» (так пишет Зольдан в обзоре «Война на Востоке»).

11 января 1942 года.

(204-й день войны.)

Надо зайти на выставку в Ленинградский союз художников по приглашению художника Серова.

Иду на «утренник» для ленинградской интеллигенции. Солнце. Морозно. Все бело от инея. Русский музей, зияющие дыры выбитых окон словно кричат: «Смерть, месть!» Отверстые уста города…

Прекрасный город! Лед и камни на каналах. Бегу по морозу, мне хорошо. Я счастлив, что я в Ленинграде, на посту и делаю свое дело. На ходу обдумываю речь к ленинградской интеллигенции… Отчет о действиях Балтийского флота и гимн Ленинграду, городу-герою, — вот о чем я сегодня буду говорить.

На Мойке, 20[19] — холодина, но публики полно. Огромный зал, сверкает орган, бледно-зеленые стены, люстры… Кажется, слышишь музыку последних концертов.

Снял шапку и говорю свою речь. Внимательно слушают, перебивают меня глухими аплодисментами. (Глухими потому, что руки людей в рукавицах, в теплых перчатках.)

Говорил горячо… После меня читает стихи Прокофьев. Он в шапке-ушанке, в шинели, с полевой сумкой через плечо.

Пришел Николай Тихонов, он тоже в форме. Тут же готовятся к выступлению художник Серов и Кетлинская.

Ко мне подходят, меня спрашивают:

— Как вы себя чувствуете, товарищ Вишневский?

— Я сегодня видел Ленинград и солнце и чувствую себя хорошо…

Сильно читает Тихонов о гвардейцах Красной Армии, о Москве и Ленинграде — двух богатырях.

Идем в Политуправление обедать: гороховый суп, немного каши с консервированной рыбой. (Пять ломтиков хлеба. На день.) Света нет.

Неожиданно мне сообщают, что С.К. вылетает в Ленинград… и через несколько минут мне сообщают о том, что она… уже в «Астории» (!). Дозвонился к ней. Поговорили. Дрогнуло что-то внутри — С.К. приехала…

Иду в «Асторию». Встреча… С.К. страшно похудела: потеряла семнадцать килограммов, появились морщинки, седые волосы.

Весь вечер несколько беспорядочно, нервно беседовали, сыпались расспросы мои, ее и Толи.

В Москве были трудные дни: бомбежки в июле — октябре, пожары. У нас на Лаврушинском переулке ряд разрушений от попаданий бомб. Рядом с нами разрушена школа, разбит телеграф на Ордынке. Бомбы попали во флигель у нас во дворе и во внутреннее крыло дома. В моей квартире обвалились две стенки и дважды вылетали стекла. К приезду С. К. в Москву — пустая квартира, с выбитыми стеклами, была вся занесена снегом. Трубы отопления лопнули. Но в квартире все цело.

Быт в Москве военный. В редакции «Правды» весь коллектив на казарменном положении. С. К. привезла мне душевные письма из «Правды» от товарищей Емельяна Ярославского и Л. Ф. Ильичева.

О Ленинграде думают, заботятся. Посланные нам из «Правды» и из Наркомата Флота посылки, к сожалению, не дошли, пропали. А в них было пять килограммов шоколада (!), теплое белье и еда. В чем же дело? Это не первый случай пропажи посылок. Либо гибнут отдельные самолеты, либо в промежуточных инстанциях похищают посылки.

С. К. говорит, что часть художественной интеллигенции Москвы не проявила себя по-настоящему; что, когда в Казани ожидались возможные налеты, некоторые товарищи-литераторы дали тягу в Среднюю Азию… Стыдно… Все это мне неприятно…