Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Когда одноглазый шагнул в лодку, та заскрипела, закачалась. Добря обеими руками ухватился за борта, беззвучно молил богов, чтобы посудина не перевернулась. Когда в руках Лодочника появилось весло, мальчик не заметил. С великим страхом наблюдал, как этот странный человек с обветренным лицом одним движением оттолкнул лодку от берега, как спокойные воды речушки враз превратились в медленный, но очень сильный поток, понесли.
Водчий стоял спиной, изредка опускал весло в воду, но казалось, не лодкой правит, а рекой. По берегу спешной рысью мчался Сребр. Язык высунут, болтается, как красная тряпица, но морда у волка довольная, радостная. Помощник одноглазого исчез, лишь впереди показалась просторная гладь озера и крики чаек стали оглушающе громкими.
Добродею сперва не верилось, что жуткий Лодочник решился доставить его в Русу. Воображение рисовало страшные картины, казалось, будто плывут не в город Вельмуда, а прямиком на тот свет. А куда ещё может везти приспешник водяного царя? Но одноглазый вел себя как самый обычный человек, да и разговоры вел обычные, особенно вначале.
— Ты, значится, из Рюрикова города? — нарушил молчание он.
— Ага, — ответил мальчик осторожно.
— А правда, что князь ентов собственноручно Вадиму голову оторвал?
— Да… — выдохнул Добря.
Одноглазый усмехнулся. Мальчик отчетливо видел, как под истертой рубахой вздулись мышцы.
— И воинов Вадима покалечил?
— Всех до единого. Покалечил и прибил.
— А мужичье, стало быть, отпустил?
Добря стиснул зубы, кулаки сжались сами по себе. А одноглазый продолжал равнодушно:
— Да, беглецам самое место в Киеве. Тамошний князь — Осколод — Рюрика не жалует. Хоть и родня.
— Родня?! Как так?
Удивление в голосе Добри прозвучало до того громко, что Лодочник даже обернулся. Бросил на мальчика испытующий взгляд, продолжил:
— Пасынок, говорят, от первой жены, — и добавил, сдерживая смех: — Ее, видать по всему, Вадим на кол посадил. А после и сам, того, сел…
Добря похолодел до самых пят.
— Осколод этими водами как-то проходил, местных за собою на Киев звал, повезло ему, что князь русский — Вельмуд — при Гостомысле тогда был. Чего там Киев — аж на Царьград зазывал. Много молодых увел. Говорили ещё, что поклялся он отчиму, Рюрику стало быть, в верности и дружбе, а тот самолично дал Осколоду лодьи и благословил в дорогу. Купились.
— Так почему же тогда Осколод Рюрика не жалует?
Лодочник молчал довольно долго, а после махнул рукой, сказал:
— Не поймешь. Мал ты ещё. Скажи лучше, точно ли, что в Рюриковом городе и в Славне меня кличут прислужником водяного царя, а?
— Не… Не слыхал такого, — соврал Добря.
— Ну, в таком случае давай договоримся. Коли услышишь, не спорь. И приврать можешь, мол, так и есть. А я тебе за это тайну открою.
Добродей замер, во все глаза разглядывая собеседника, покраснел.
— Да ты не бойся, Добря! Не бойся. Вот как думаешь, что такое волшба?
— Волшба… она и есть волшба, — буркнул Добря.
Губы Лодочника растянулись в улыбке:
— А давай поспорим? Вот ты скажи, для того, чтобы дом построить, волшба нужна?
— Конечно, — пробормотал мальчик смущенно, глянул на хитрую физиономию лодочника, добавил поспешно: — Ну там, обереги в основание заложить, жертву принести звериную, а то и человеческую…
— А дальше?
Добря насупился, чуя подвох:
— Что? Дальше — знай себе работай. Дом построить трудно! Тут умение нужно! И ого-го какое! Я-то знаю!
— А для того, чтобы хлеб испечь, волшба требуется?
— Конечно, нет! Только разве что квашню от злого глаза укрыть, чтобы не скисла.
— А без паруса против течения пройти? — Голос одноглазого стал хитрее лисьего прищура.
— Да как же в таком деле без волхования! — выпалил мальчик. Почувствовал, как пламенеют щеки и уши, как сжимаются кулаки. — Это ж невозможно!
Смех Лодочника прокатился по округе, Добре даже почудилось, что от столь громкого звука рыба в озере вот-вот повсплывает кверху брюхом.
— Ну, тогда давай поколдуем, — отсмеявшись, заключил одноглазый. Он указал на устье вдалеке: — Это Ловать, а дальше — Полисть. Теченье встречное, но несильное. А чуть дальше — особая речушка, даже не речушка, а так, ручеек. О ней немногие знают, потому как большие лодки в те берега не вмещаются. А мы пройдем… — и, словно подслушав мысли Добри, Лодочник добавил: — Боги наделили тот ручеек особой силой, там течение другое.
— А разве так бывает? — выпучил глаза Добря.
— В наших землях и не такое бывает. Но если ходить только проторенными тропами, никогда о том, что совсем иначе, не узнаешь.
Они миновали устье, по бокам теперь не беспредельная озерная гладь, а болотистые берега. Мальчик с открытым ртом смотрел за борт, даже челюсти заболели.
— Ну, ничего себе! — наконец выдохнул он.
— А то! — В голосе мужчины послышалась усмешка. — Так теперь скажи, Добродей, есть тут волшба или нет?
Мальчик замолчал надолго, все пытался осознать случившееся с ним чудо. В то, что Лодочник не использовал волшебные силы или колдовство, не верилось. Может быть, он сам течение этого ручья перевернул?
— А касаемо спора… — отозвался вдруг одноглазый. — Зачастую выходит так, что человек путает волшбу и мастерство. Мастер спорит дело так, как никто не умеет. Оттого и кажется, будто не сам работает, а с божьей или ещё какой помощью. На самом же деле у мастера есть тайна! Это моя тайна, ты о ней никому не рассказывай.
— Хорошо. А как же быть с волшебством?
— Да никак, — улыбнулся Лодочник. — Просто запомни: люди часто называют волшебством то, чего иначе объяснить не могут. А на поверку все оказывается проще простого. Но это не значит, будто волшебства не бывает вовсе.
Добря почувствовал, что краснеет, опустил глаза. Лодочник проговорил, как и прежде, не оборачиваясь:
— Да не печалься, парень! Мы с тобой, конечно, не до Киева, а хотя б до Русы проберемся. Ну, а там я тебя на какую-нибудь лодью передам, по знакомству. А дальше из речки в речку, да волоками… Не унывай! Всего-то тысчонка верст с гаком, — рассмеялся водчий. — Еще лист не опадет, а ты уже при Осколоде очутишься.
О русах Добря слыхивал всякое. Старые люди говорили, что прежде, во времена незапамятные, жили два брата, и один из них правил в Словенске. И город сей именем своим назвал, и от него, первого Словена, пошел весь род славян.
А младший брат звался Русом, он княжил на другом, южном, берегу Ильмерского моря. И боги рассудили так, что стал владеть он всей солью на многие сотни верст окрест, потому как нигде ее не сыщешь, лишь тот Рус сумел разыскать. Что сталось с князем, никто не помнил, только именем его прозвались все солевары, находники этих мест. И через промысел этот очень они обогатились.