Наверное, это был нелегкий для нее разговор — когда мы встречаемся в следующий раз, она выглядит бледной, измученной и постаревшей. Мы обнимаемся, и Клер, прижав меня к себе, вдруг начинает тихо плакать у меня на плече.

Я благодарна ей за эти слезы, не выдерживаю сама и тут же начинаю реветь… Мы стоим, обнявшись, понимая все без слов — так мы прощаемся друг с другом…

Беру себя в руки, усаживаю Клер в кресло и иду на кухню готовить кофе. Теперь придется научиться многому — в частности, как максимально спокойно, без нервов обсуждать малоприятные вещи. Взять на этот раз себя в руки мне помогает не только выстраданное желание быть твердой и присутствие Клер, но и малоутешительная, зато придающая злости мысль, что, в отличие от нашего минора и скорби, он-то уж точно не страдает, а пребывает совсем в иных измерениях.

Сварив кофе, разливаю его по чашкам и приглашаю Клер в гостиную, где и узнаю подробности разговора.

Не знаю, добавляет ли она что-нибудь от себя, чтобы сгладить результаты несостоявшегося трудного предприятия — переубедить его, или он действительно снова становится самим собой и показная вежливость и эстетствующие замашки возвращаются к нему… Ну, да это теперь не имеет особого значения, сейчас важно не то, чего хочется или не хочется ему для себя, а что он предпримет по поводу Мари.

— Во-первых, — говорит Клер, — он просит у тебя прощения за все неприятное, что когда-либо наговорил тебе… Во-вторых, благодарит тебя за все прожитые вместе годы и за прекрасный подарок — Мари…

В-третьих — и это для меня главное, Клер сообщает, что Виктор надеялся, что я все-таки останусь в Париже, считая, что Мари здесь будет лучше во всех отношениях, но он не будет противиться моему твердому желанию увезти с собой дочь в Москву, хоть это решение далось ему не просто.

— Он несколько раз повторил, что Одиль тут ни при чем, что ты слишком хороша для него и он не может, устал напрягаться, пытаясь соответствовать непревзойденным качествам твоего характера… он полностью осознал, что ему никогда не дотянуть до твоего совершенства, и эта вечная неполноценность рядом с тобой угнетает его — у него подрублены крылья…

— Как обычно, когда нечем оправдать себя, в ход идут лишь общие красивые фразы…

— Но вид у него и в самом деле ужасный… Может, не будешь спешить? Не верю я в повторную любовь с таким оборотнем, как эта бестия… Подождем, пока там что-нибудь пойдет не так, — она печально смотрит на меня, и я чувствую, что в этот исход она и сама не верит…

Бедная Клер, ее роли не позавидуешь, но даже и в этой ситуации она остается честной, порядочной и искренней. Я ей так за все благодарна, что говорю ей об этом.

— Я просто никчемная старушенция, которая ни одним из перечисленных тобой качеств не наградила своего великовозрастного балбеса.

— Наверное, дело не только в нем, что-то упустила и я…

— Презираю его за это свинство и безответственность, злюсь на себя и на свою беспомощность — ведь понимаю, что ничего не могу изменить.

— Клер, не нужно, я сейчас снова разревусь, хотя дала себе слово быть твердой…

— Моя дорогая, мне так жаль… жаль тебя, жаль его, потому что он еще не раз раскается в том, что сделал, и пожалеет о том, что потерял. И больше всего мне жаль нашу малышку — как она перенесет этот удар, да и как я смогу без нее… Теперь я боюсь будущего…

— Мы будем общаться…

— Обещай мне это…

— Обещаю, что бы ни случилось.

— Несмотря ни на что, можешь не сомневаться в одном — все будет делаться в открытую, без всяких тайных расчетов… Ваши интересы с Мари для всех являются главными. Даю тебе слово.

— Я слишком хорошо это знаю, без всяких слов…

Разговор постепенно продвигается от эмоций к конкретике — мы обе делаем явный прогресс… По закону я имею право на половину совместного имущества, которое не слишком велико — наша достаточно дорогая квартира, новые машины, мебель и небольшой банковский счет. Но это и немало, если учесть, что за квартиру все выплачено и у нас нет других долгов… Клер сообщает мне еще одно приятное известие — Виктор решил сделать благородный жест и перевести свою половину на счет дочери.

Но сначала нужно понять, как такие вопросы решаются технически. Клер всегда в курсе всего, ей и это известно, поэтому я знаю, что здесь мне не о чем беспокоиться. Она тут же предлагает вполне приемлемый план.

— Вы оба работаете, подневольные люди, а я все-таки сама себе хозяйка и всегда могу найти для себя время. Думаю, что будет проще, если продажей квартиры займусь я — конечно, если ты мне доверяешь…

— Доверяю ли я тебе? Ты же прекрасно знаешь, что да.

— Спасибо. Продавать квартиру стоит через риэлтерскую фирму — поручу своему адвокату подобрать кого-нибудь посолиднее. Нужно отдать им ключи, это избавит тебя от лишних беспокойств — они сами дают объявления, водят клиентов на осмотр квартир, отвечают за их надежность. Процесс не всегда быстрый, но в таких делах торопиться не стоит, нужно дождаться хорошего клиента. Вам с Мари лучше переехать пока к нам, и не только из-за этих неудобств — просто у нас тебе будет легче во всех отношениях. Раз всем предстоит пройти через это, постараемся помочь друг другу…

Кому же еще доверять, как не ей, и как хорошо, что она сама догадалась заговорить на эту тему — думать мне самой обо всех проблемах сразу слишком обременительно. Я с благодарностью принимаю ее помощь.

Теперь нужно подготовить Мари, ведь с ней говорил только Виктор, и по отсутствию вопросов с ее стороны понимаю, что сделал он это в своей привычной манере — обтекаемо, обойдясь общими фразами, а назвать вещи своими именами предоставлено мне.

Я уже решила, что дочери придется сказать правду о факте развода, но знать об истинной причине его пока не обязательно, это ведь может восстановить ее против отца, чего я совсем не хочу — они должны общаться в будущем. Кроме того, хочется облегчить этот и без того нелегкий удар…

— Понимаешь, малыш, у взрослых иногда так складывается жизнь, что они вынуждены развестись…

— Понятно, и эти взрослые — ты и папа.

Так я и думала, ребенок сам уже давно «просек поляну», как говорит в таких случаях Женька.

— Да, мы с папой разводимся. Папа будет жить отдельно, а мы с тобой переедем к Клер, потому что нужно продать нашу квартиру.

— Я сразу подумала, что вы разводитесь, когда он сказал, что поживет отдельно, потому что так нужно из-за работы. Ему же никто не мешал работать… Он думает, что я — маленькая и глупая, не понимаю, в чем тут дело. Да в нашем классе у половины детей родители или в разводе, или не живут вместе.

— У половины?..

— Даже немного больше… Не переживай, мама. Сейчас такое время. Это должно было случиться и у нас, я давно заметила, как его все раздражает, когда он дома. Наверное, это к лучшему — никому не нужно больше притворяться… Я ведь видела, как ты напрягаешься и проглатываешь слезы, и мне было жутко тяжело смотреть на все это. Пару раз я даже хотела вмешаться и попросить его выйти из гостиной, когда его слишком занесло, но он вовремя остановился сам… Он нас больше совсем не любит?