Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мои родители, Темплтоны, хорошие люди, обычные работяги. Папа – учитель, а мама работает в детском саду. Они экономили как сумасшедшие и сейчас впервые собираются за границу. Они так счастливы перед поездкой, я не хочу их огорчать. – Лайне вздохнула. – Что касается моего парня, он студент-медик. Уверена, он был бы в ужасе, если бы в кругу его друзей-умников узнали, что он дал маху и его девушка забеременела.
– Но ты не знаешь точно его реакцию, – сказал Грифф, впервые вступив в разговор.
Лайне нахмурилась:
– Полагаю…
– Разве ты не скажешь парню об этом?
Лайне беспомощно пожала плечами:
– Я не знаю. Уверена, он не хотел заводить пока семью. Я тоже не уверена, что хочу. Я думала… Мы, конечно, безумно любим друг друга, но я не хочу остепеняться.
Воцарилось молчание. Ева поняла, что все трое осторожно подбирают слова.
– Я думала о том, как поступила ты, Ева, отдав ребенка на удочерение. Я бы хотела окончить учебу. Не могу представить, что ухаживаю за ребенком самостоятельно и учусь. Не хочу обременять родителей, когда они уже хотят жить спокойно… – Она посмотрела прямо на Еву. – Стоило ли оно того? Стоило ли оставлять меня ради карьеры?
Сердце Евы чуть не выскочило из груди. Теперь секреты прошлого не просто будут раскрыты, но и рассмотрены со всех сторон и оценены. У нее нет выбора. Теперь придется столкнуться лицом к лицу с мучительной правдой, которую она так долго избегала.
Не время для трусости. Нужно обнажить душу и собраться с силами, быть честной с Лайне.
– Я не могу ответить за тебя, что делать. У меня есть возможность оценить жизнь, но ты еще молода и сталкиваешься со столь сложным решением. – Ева сглотнула и продолжила: – В таком трудном решении следует выслушать аргументы обеих сторон. Напомню: отказаться от ребенка непросто. Мне сказали, что боль пройдет, но… – Рот не подчинялся Еве, пришлось перевести дыхание, прежде чем продолжить: – Это не так. Боль осталась со мной. Я снова и снова вспоминаю тот день.
В глазах Лайне стояли слезы.
– И, – не глядя на Гриффа, добавила Ева, – мне действительно плохо оттого, что я отобрала у отца право общаться со своим ребенком.
– Я… понимаю.
Лайне посмотрела на Гриффа. Его подбородок дрожал, эмоции отражались в глазах. Потом она повернулась к Еве:
– Но, думаю, всемирная известность важнее.
Ева вздрогнула.
– Звучит очень эгоистично.
– Тяжело от этого отказаться. Ты уже в юности должна была знать о своем таланте. Немногие становятся прима-балеринами.
Тяжело было поверить, что возвращение в Австралию полностью изменит ее взгляд на жизнь. Ни одно из решений теперь не казалось таким разумным. Тем не менее Ева не хотела вносить сумятицу в голову дочери.
– Полагаю, лучший совет, – осторожно продолжила она, – следовать за своим сердцем. Сделай выбор, который подходит тебе. Не думай о том, что говорят другие. Грифф прав: ты должна поговорить со своим парнем.
– Хорошо. Спасибо. – Лайне посмотрела на часы. – Наверное, мне пора. Я обещала, что не задержу тебя.
– Я в полном порядке, – запротестовала Ева, но Лайне уже поднялась.
– Спасибо за общение. Было бы здорово еще раз встретиться с вами. Конечно, вы не сможете решить моих проблем, но было бы полезно пообщаться. И немного узнать вас.
– Ты знаешь, где нас найти. Мы оба хотели бы продолжать общение, – уверила ее Ева, поднимаясь.
Она попыталась улыбнуться, но вечер выдался слишком тяжелым. Кажется, Лайне чувствовала себя так же. Попрощавшись, она быстро ушла, но на прощание улыбнулась и поцеловала их. Ева не последовала за ней, ее проводил Грифф. Она слышала их голоса в отдалении, когда они прощались. Как ей повезло, что ни Лайне, ни Грифф не держат на нее горькую обиду.
Наконец-то она встретилась с Лайне. По-настоящему. Теперь она знала, как выглядит дочь, как звучит ее голос, что ей нравится чай.
Грифф сел на кресло напротив нее.
– Мы не сфотографировались, – сказала она. Он закатил глаза и криво усмехнулся.
– Возможно, у нас были проблемы поважнее? И вы бы все равно возненавидели это фото. Твое лицо распухло от слез.
– Вероятно. Тот еще ужас. – Слава богу, она не наносила сегодня макияж.
Пару минут они провели в полной тишине.
– Ты хорошо справилась, Ева, – мягко заметил Грифф.
– Ты так считаешь? Как думаешь, мой совет ей поможет?
Он кивнул в ответ.
– Это тяжелое бремя.
– Бедная девочка. Не могу поверить, что все повторяется. – Она послала ему застенчивую улыбку. – Спасибо, что вступился за меня. Ты не обязан. Однако в сложившихся обстоятельствах я тебе благодарна.
– Девушке и так предстоит сложное решение, сейчас не время для ссор ее родителей.
– Ты прав. – Ева задалась вопросом, всегда ли он был таким мудрым. Она поставила пустую чашку на стол. – Интересно, что решит Лайне?
– Надеюсь, она расскажет своему парню.
– Думаю, да. Особенно после встречи с тобой. Она расстроилась, что ты не знал… – Ева замолкла и сжала губы, стараясь совладать с новой волной отчаяния.
– Уже поздно, – сказал Грифф.
– Да.
Продолжать разговор было бессмысленно. Ева понимала, что расплачется, а Грифф будет страдать еще больше от женских слез.
– Просто, – выдавила она, – мне жаль, что лишила тебя возможности быть отцом.
Слезы предательски потекли по щекам.
– Ева. – Его голос стал хриплым от эмоций.
Ева почувствовала прикосновение к своей руке и отдернула ее.
– Нет! – вскрикнула она.
Самое худшее, что она может сделать, – упасть в его объятия. Ева испугалась, что потеряет силу воли, сломается окончательно, уступив отчаянию и тоске.
Она не может это допустить. Ослепнув от слез, она поспешила в свою комнату.
Грифф не пытался ее догнать.
Ей едва удалось уснуть в эту ночь, а когда это удалось, во сне она вновь вернулась в Изумрудную бухту.
В то дождливое утро она лежала в постели в небольшом коттедже, где жила с матерью, недалеко от скалистого мыса. Совсем рядом волны бились о берег, а дождь стекал по желобам вниз. Она снова ощутила приступ тошноты. Уже третье утро подряд. У нее случилась задержка три недели.
Ева понимала, что это означает.
Стоило мелькнуть мысли о Гриффе, как она чудесным образом оказалась на пляже, рядом со своим парнем-серфингистом. Дождь закончился, все вокруг заливало солнце, а его руки обнимали ее за талию. Она прижалась щекой к его загорелой груди. Его кожа впитала тепло солнца и аромат морской соли.