напившихся до пьяна было мало. Наконец, Елеазар еще раз выступил перед народом и стал им рассказывать об обетованной земле; женщины и дети с большим вниманием слушали его, и затем раздалась хвалебная песнь, которую сложила Мирьям.

Как в Танисе, так и в Суккоте благочестивое настроение овладело сердцами людей, и семьдесят еврейских мужчин и женщин, спрятавшихся в храме Тума, заслыша хвалебную песнь, вышли также к народу и совершенно забыли о том, что боялись оставить Египет; они, как и все прочие, стали собираться в дорогу, веруя, что Бог отцов их поможет им совершить этот дальний путь и поселиться в земле обетованной.

Когда звезды стали меркнуть на небе, многие из евреев отправились по дороге в Танис навстречу к своим единоплеменникам. Другие же занимались приготовлением носилок для старых и слабых, пастухи сгоняли скот, одним словом, все готовились к выступлению.

А во время последнего ужина во всех семьях был на столе зажаренный ягненок; из окон всех домов и палаток виднелся свет и веселые, исполненные радости и надежды лица.

XII

На крыше одного из самых больших домов в Суккоте собрались на рассвете многие евреи, желавшие приветствовать своих единоплеменников, идущих из Таниса, которые должны были сделать здесь привал.

Но прежде чем прибыл еврейский народ из Таниса, в Суккот явился вестник и остановился в доме Амминадава; это большое здание, состоящее из двух отдельных домов, из которых один был отдан сыну владельца, Нагезону, с его семейством, в другом же, более обширном, кроме престарелого хозяина дома и его жены, зятя Аарона с женою, детьми и внуками, жила еще и Мирьям. Старый домовладелец, перенесший все обязанности, связанные с его положением, на своего сына Нагезона, встречал всех вестников из Таниса с распростертыми объятиями и прислушивался к их рассказам с глазами, полными слез. Он и его престарелая жена поместились в удобных сиденьях, на которых их должны были нести за народом.

Старушка, слушая рассказы вестников о блестящей участи, ожидающей народ, всякий раз искала глазами взор мужа и тихо говорила: «Это все Моисей!» Она придавала большое значение брату мужа своей дочери, и ей приятно было, что теперь приводится в исполнение все то, о чем он предсказывал им заранее. Также старики смотрели с гордостью и на своего зятя Аарона, но только Елеазара, своего внука, они любили больше всех и думали видеть в нем со временем второго Моисея. В Мирьям они нашли также много хорошего, и старикам было очень приятно, что эта боговдохновенная женщина поселилась в их доме.

За хозяйством Амминадава смотрела его старшая дочь Элизева, жена Аарона. Старики же в особенности были благодарны Мирьям за ее заботы о их внучке Мильхе, дочери Аарона и Элизевы; эта Мильха, вследствие ужасного несчастия, из веселого ребенка стала печальною, не знающею никаких радостей женщиною.

Несколько дней спустя после свадьбы Мильхи с любимым человеком последний вздумал поднять руку на египетского сборщика податей, который отнял от него стадо быков для «властелина обоих миров», когда фараон проезжал через Суккот на восток. Виновный, как государственный преступник, был отведен в тюрьму, а всем известно, что там осужденные подвергались страшным наказаниям. Согласно египетским законам, такому же наказанию подвергалась жена и все родственники осужденного, и только благодаря влиянию Нуна, отца Осии, семья Амминадава была избавлена от тюрьмы. Мильха стала с тех пор хилеть и хворать, и только одна Мирьям умела несколько развлекать ее. Несчастная привязалась к пророчице всею душою и постоянно сопровождала ее, когда та ходила по хижинам навещать больных, носила им лекарства, так как выучилась врачебному искусству, а неимущим раздавала милостыню.

Последние гонцы, заставшие Амминадава и его жену на крыше, описывали им в мрачных красках все затруднения, возникшие при приготовлении евреев к выступлению, и если кто-либо из присутствующих начинал жаловаться, то старик утешал их, напоминая о благости и всемогуществе Божием. В то время, как вестники приходили и уходили, Мирьям постоянно находилась около стариков, а Элизева и ее служанка угощали усталых пришельцев.

Много перебывало гонцов из Таниса, а Осии с ними не было; Мирьям поникла головою, но не решалась ничего спросить; тогда Мильха, не отходившая от пророчицы, посмотрела на нее умоляющим взором и шепнула ей имя Рувима, своего несчастного мужа. Мирьям поцеловала в лоб Мильху и тотчас принялась расспрашивать гонцов об осужденном. Оказалось, что Рувим был послан работать в синайских рудниках. Луч надежды блеснул в сердце несчастной женщины: евреи должны были проходить мимо Синая, и, быть может, им удастся освободить своего единоплеменника.

Но вот послышался глухой шум, к Суккоту приближалось громадное полчище; затем стал слышен скрип телег, блеяние овец и смешанный гул голосов; масса народа двигалась вперед, приближаясь к местечку: эту-то массу внук астролога на башне храма и принял за змею из преисподней, а потом за души мертвецов.

Да и теперь, на рассвете, можно было принять за призраков эти двигающиеся фигуры; вся толпа была покрыта беловато-серым пыльным столбом, поднимающимся до самой лазури небесной, так что за ним нельзя было различить ни одного образа человеческого, а видно было только, что в этой сплошной массе все двигаются дальше, вперед. Только изредка блеснет на солнце острие копья или медный котел или явственно донесется до слуха крик человеческого голоса.

Прошло еще несколько времени; но вот уже телеги передних рядов достигли двора Амминадава; перед воротами расстилался обширный луг.

Раздался голос команды, толпа мгновенно остановилась, потом заколыхалась и, подобно горному озеру во время весеннего половодья, когда оно выходит из берегов, образуя ручейки и речки, эта толпа стала дробиться на небольшие кучки, которые расположились на орошенном утреннею росою лугу; на тех местах, где отдыхали люди и скот, подымались облака пыли и скрывали все от взоров.

По дороге долго еще носилась пыль, но на лугу она мало-помалу улеглась, так что при лучах восходящего солнца можно было различить фигуры мужчин, женщин, детей, быков и ослов, овец и коз, а вскоре на лугу, перед домами Амминадава стали появляться палатки и загородки для стад; вколачивались столбы, на них укреплялись навесы для защиты от солнечных лучей, коровы привязывались на веревках; быков и овец вели на водопой, и, наконец, потянулся, с кувшинами на головах, целый ряд женщин, идущих за водою к колодцу, что был за домом Амминадава, или к ближнему протоку.

Прошел почти целый час, пока вся масса народа достигла места, назначенного для привала; Амминадав с кровли своего дома следил за приближающимися единоплеменниками, но так