Насколько сомнительно уже само концептуальное разграничение уровней структуры, габитуса и практики с соответствующими подразделениями на макро-, мезо – и микроуровне ради определения “габитуса места”, настолько неверно и используемое для этой цели понимание термина. У Бурдье практики и структуры внешне не соотносятся друг с другом и не связаны друг с другом через габитус: у него нет этого тройственного деления; на различных примерах и объектах он наглядно показывает, как при посредстве разных форм габитуса специфичным для каждого случая образом выстраивается взаимодействие акторов и социальных структур.

Таким образом, вместо того, чтобы уровни различного размера и охвата (микро, мезо, макро) выстраивать рядом или один над другим, было бы более уместно подчеркнуть важность габитуса и среды обитания, позиций и диспозиций, структур и структурирования с точки зрения их взаимных связей и отношений[35]. Соответственно, “габитус места” надо было бы тогда понимать не как результат макроструктурных условий и микропрактических воздействий, которые на мезоуровне еще раз реконструируются в соответствующих структурах, габитусах и практиках[36]: в противоположность этому механистическому толкованию понятий, логику места следовало бы понимать как ансамбль структурных и актуализированных отношений, которые воздействуют друг на друга всегда – в каждом случае специфическим образом, – а не только на полпути или на среднем уровне. Вместо того чтобы изобретать модель “габитуса места”, важно реконструировать его логику, которая специфична для каждого поля. Ведь даже стройное членение модели “трех М” не может скрыть от нас тот факт, что границы поля можно найти только “в самом поле” (Bourdieu/Wacquant 1996: 130), т. е. они определяются in concreto.

Взгляд на город как на отдельное социальное пространство с особенностями габитуса и специфическими эффектами поля уже имеет определенную традицию[37], которая получила недавно новый импульс благодаря работе британского географа Мартина Ли (Lee: 1997). Если в рамках модели “трех М” для определения габитуса места внимание направлено прежде всего на формы образования общества, имеющие место в малых пространствах в городе (см. Dangschat 2004), то в концепции “габитуса большого города” сам город рассматривается как выражение идентифицируемых привычек, вкусов и свойств. Это изменение угла зрения Ли обосновывает, указывая на то, что города – это не просто пространства, в которых что-то происходит, или места, в которых протекают социальные процессы (об этой идее города как “вместилища” см. Löw 2001: 24). Ли подчеркивает производственный характер пространственных условий и, соответственно, говорит о “культуре места” как “кумулятивном продукте коллективной и осевшей в виде осадка истории этого места” (Lee 1997: 127).

Ссылка на особую и уникальную историю места сближает этот взгляд с идеей “форм габитуса как систем постоянных […] диспозиций”, которые у Бурдье (Bourdieu 1993: 98) – как, кстати, уже у Марселя Мосса и Норберта Элиаса – действуют “в качестве оснований для создания и упорядочивания практик и идей”. При таком подходе габитус понимается не только как изобретательный порождающий оператор (modus operandi), но и как уже произведенный продукт (opus operatum) условий его возникновения, которые сложились раньше и как воплощенная история влияют на настоящее, заставляя его казаться само собой разумеющимся. Указание на условия возникновения еще раз показывает, что габитус неотделим от социологических структурных категорий, таких как пол, класс и поле, т. е. что интерпретировать его следует не односторонне, в привязке к актору, а всегда еще и в социальной привязке. Это, впрочем, еще не дает нам ответа на вопрос, может ли (и если да, то в какой степени) концепция габитуса, нацеленная на описание социальных практик, эффективно применяться и к социально-пространственным образованиям, таким как “малые и большие города, регионы, страны” (Lee 1997: 126–127). Ведь риск ошибиться категорией – приписать городам психические свойства и телесные диспозиции[38] – нельзя устранить с помощью одних лишь подходящих формулировок, вроде “то, как город ведет себя” (Lee 1997: 133). В конце концов, “поведение города” не обязательно должно пониматься в буквальном значении, это выражение может стать объектом критики как упрощающая антропоморфизация.

Ли (Lee 1997: 127) это возражение отдельно не разбирает, он исходит из того, что “города имеют габитус, т. е. определенные относительно устойчивые (пре)диспозиции – склонность реагировать своим, очень особым образом на текущие социальные, экономические, политические и даже физические обстоятельства, на которые другие города, с иными габитусами, могут реагировать совсем по-другому”. В поддержку этой точки зрения автор упоминает (к сожалению, лишь вскользь – ibid.: 140) сравнительное исследование непохожих структур опыта и направлений развития двух английских городов – Манчестера и Шеффилда (Taylor et al. 1996). Сравнивая локальные практики, авторы этой работы показывают различные стратегии спасения от надвигающейся опасности постиндустриального упадка. Этот пример также демонстрирует, что “изначально существующая логика габитуса” (Lee 1997: 135) не только схематически воспроизводит материальные и социальные условия места[39], но и активно преобразовывает их: “Такой подход, на мой взгляд, позволяет нам сохранить понятие «воздействия места» – увидеть город, например, как создателя относительно автономных практик, согласующихся с его коллективной историей, но не обязательно являющихся неизбежными результатами этой истории” (Lee 1997: 134). Габитус большого города, как предполагается, выступает, с одной стороны, в качестве хранилища истории, поскольку он непрерывно воспроизводит особые условия и структуры места (“objective conditions”) посредством сформированных соответствующим образом свойств и диспозиций (“durable and adaptive dispositions”). С другой стороны, однако, эти свойства и диспозиции образуют предпосылку именно для тех практик и стратегий дифференциации (“relatively autonomous practices”), с помощью которых предзаданные условия и структуры места изменяются (“modified objective conditions”), что в долгосрочной перспективе может приводить к трансформации габитуса города (“modified habitus”)[40].