Но вот, в итоге всех этих событий, разворачивавшихся на земле, наверху, в небесах, вспыхнула вражда среди богов. Венера и Марс спорили друг с другом – богиня любви противостояла богу войны. Юпитер силился разрешить их спор, но согласие восстановил не он, а Сатурн. Сатурн, сам бледный и холодный бог, прекрасно знал и слабые места, и былые приключения всех прочих небожителей. Он умел водворять мир и покой в небесных чертогах. В конце концов, и у старости есть свои преимущества. Ведь она – знак мудрости и длительного опыта. Юнец может обогнать старца, но вряд ли перемудрит его. Хотя, пожалуй, и не в обычае Сатурна было утишать вражду и прогонять ужас, но на сей раз он нашел способ примирить обе стороны.

«Венера, внучка моя, – сказал он. – Моя широкая орбита простирается гораздо дальше тех пределов, что досягаемы для людского рода. Я повинен в том, что люди тонут в морской пучине. В моей власти и узник, томящийся в темнице. Я отвечаю за повешение и удушение веревкой. Я – вождь восстаний и мятежей. Я повелеваю громкими стенаниями. Я ведаю тайными отравлениями. Когда я нахожусь в созвездии Льва, то распоряжаюсь возмездием и наказаниями. Я торжествую над поверженными чертогами. Я обрушиваю стены на каменщиков и плотников. Это я убил Самсона, когда он пошатнул столб. Я – владыка лихорадки и дрожи. Я заправляю изменами и тайными заговорами. Я улыбаюсь, видя приход чумы. Слушай же меня. Прекрати лить слезы. Я позабочусь о тебе. Твой рыцарь, Паламон, завоюет свою даму, как ты ему и обещала. Марс, в свой черед, поможет Архите и спасет его от бесчестья. Но вы двое сейчас же должны примириться. Я знаю: у вас разные характеры, потому-то между вами и вспыхнула распря, но сейчас довольно споров! Я – твой дед. И я готов и желаю тебе помочь. Осуши глаза».

Так говорил грозный Сатурн.

Теперь же я оставлю богов на небесах, а сам вернусь к земным событиям. Настало время для турнира. Я битву и мужей теперь пою.

В тот день в Афинах состоялись пышные празднества. Каждый почувствовал на себе майскую силу – все были смелы и веселы. Все танцевали и бились на потешных турнирах в тот понедельник, а кое-кто провел день в служении Венере. Ночь была отведена отдыху. Все хотели проснуться наутро пораньше и своими глазами наблюдать великий бой. Следующее утро в гостиницах и харчевнях выдалось шумным и хлопотливым: выносили доспехи, готовили лошадей. Рыцари и знатные лица верхом на жеребцах и славных скакунах поехали ко дворцу. Если бы вы там были, то увидели бы небывалые, нарядные латы, словно выкованные из стали с золотом пополам. Копья, шлемы, конские доспехи сверкали в лучах утреннего солнца, а золоченые кольчуги и щиты с гербами огнем горели в толпе. В седлах сидели сеньоры в богато изукрашенных одеждах, за ними ехали рыцари свиты и их оруженосцы; сами оруженосцы прилаживали наконечники копий к древкам, застегивали шлемы и крепили кожаные ремни к щитам. Не время было мешкать. Лошади, все в мыле, жевали свои золотые уздечки. Тут же сновали оружейники с напильниками и молотками. Были в этой процессии и йомены, и много простолюдинов с толстыми посохами в руках. Все они или ехали верхом, или шли пешком, под звуки волынок, труб, рожков и литавр, исполнявших боевые мелодии.

Во дворце люди, сбившись в кучки, оживленно спорили, обсуждая достоинства фиванских рыцарей. Каждый держался своего мнения, другие же возражали. Один говорил так, другой – иначе. Одни сопереживали чернобородому рыцарю, другим был по душе лысый малый. А третьи отдавали пальму первенства рыцарю с косматой шевелюрой.

«Говорю тебе, – твердил один вельможа, – он похож на настоящего бойца. И топор у него фунтов двадцать весит, не меньше».

«Вот еще!»

Солнце давно уже взошло, а в дворцовых залах всё раздавались сплетни и пересуды.

Благородный властитель Тесей уже пробудился от музыки менестрелей и шумных возгласов толпы. Но оставался в своих потаенных покоях до тех пор, пока во двор не ввели Паламона и Архиту, равно почетных гостей. Тесей показался у большого окна, где уселся торжественно, словно божество на троне. Людям из толпы позволили войти, чтобы они могли увидеть герцога и воздать ему почести. Всем было очень любопытно услышать, что он сейчас скажет. Толпа смолкла, когда герольд криком призвал всех к молчанию. Когда воцарилась тишина, герольд зачитал решение герцога:

«Наш государь Тесей поразмыслил своим благородным умом о сути этого турнира и счел, что это чистое безумие – рисковать жизнями всех этих благородных рыцарей в смертельной схватке. А потому, дабы никто из них не пал напрасно на поле брани, герцог отказался от своего первоначального намерения. Итак, под страхом смерти, никому не разрешается являться на поединок со стрелами, с топором или ножом. Никому не позволяется приносить или обнажать короткого меча: такое оружие запрещается! В противника разрешено лишь один раз метнуть копье. Если рыцарь сражается пешим, то ему позволено обороняться. Если кому-либо не повезет и он попадется в плен, то убивать его не станут: его следует под охраной довести до столба, водруженного у края поля. Там он и должен оставаться. Если в плен попадет Паламон или Архита или если один из них окажется убитым, то на том турнир и кончится. Да пребудет Бог со всеми воинами. А теперь – вперед, и бейтесь на славу! Удачи вашим булавам и вашим длинным мечам. Ступайте же к арене. Такова воля благородного Тесея».

Тут весь народ вскричал в один голос, и этот крик одобрения достиг небесных врат.

«Благослови тебя Господь, великий государь! По доброте сердца ты не желаешь проливать благородную кровь!»

Затем под звук труб и бой барабанов все собравшиеся проследовали к каменному амфитеатру. Афинский народ, выстроившись по званиям, шествовал по городу, украшенному златоткаными полотнищами. Возглавлял шествие сам Тесей, а по бокам от него ехали Паламон и Архита; позади них ехала королева Ипполита, с нею – прекрасная Эмилия, а сзади – все остальные. Не было и девяти часов, когда все прибыли к арене. Первым воссел на свое почетное место Тесей. Когда он занял герцогский престол, Ипполита и Эмилия сели на отведенные им места. Затем расселись и все остальные. Все устремили взоры к западным, Марсовым, воротам, откуда должен был появиться Архита с красным знаменем, в сопровождении своей сотни рыцарей. И в тот же миг из восточных ворот, посвященных Венере, выехал Паламон со своей свитой; он развернул белый стяг, который нес бережно и воодушевленно. Во всем мире не могло быть двух других таких войск, которые бы во всем столь идеально отвечали друг другу – и отвагой, и благородством, и возрастом воинов; они ехали рядами по двое – рыцарь к рыцарю. Когда устроили перекличку, чтобы проверить их численность, каждый в свой черед выкликал свое имя. Не было никаких поползновений к измене. Когда смотр был закончен, ворота заперли и раздался клич: «Рыцари, выполняйте свой долг!» Затем заиграли трубы, и герольды удалились. И оба воинства приготовились к сражению.

Вот взметнулись копья, готовые к нападению; вот в ход пошли шпоры, вонзившись в бока коням. Да, то были мужи, привычные к верховой езде и искусству поединка. Дрогнувшие древки полетели прямо на крепкие щиты. Одному всаднику острие вонзается в грудину. Копья взлетают вверх, футов на двадцать в высоту; мелькают и сшибаются блестящие серебром мечи. Шлемы разлетаются в мелкие куски. КРОВЬ БЬЕТ КЛЮЧОМ. КРУШАТСЯ КОСТИ. ТРЕЩАТ РЕБРА. Один рыцарь бросается вдруг в самую гущу битвы. Один жеребец спотыкается, вот уже он валится на землю, а всадник падает ему под копыта. Другой рыцарь, не отступая ни на пядь, обороняется копьем и опрокидывает противника наземь. Вот одного ранили и пленили; несмотря на его протесты, его уводят к столбу поражения, где он должен оставаться до окончания турнира. Еще одного упавшего рыцаря уводят в другую сторону. Время от времени Тесей приказывает всем прекратить бой – чтобы рыцари могли передохнуть и подкрепить свои силы прохладными напитками или кое-чем покрепче.