Александрович не зря в свое время получил музыкальное образование.

– Ну конечно, конечно! – приговаривал профессор, возвращаясь к своим ребятам, – все сходится! Одинаковый старинный паркет под ногами, а это значит, что когда-то эти три комнаты были единым целым и ничем-нибудь иным, а комнатой для музицирования, а статуэтка балерины на бронзовом пьедестале, виденная им ранее в стеклянном серванте – есть ни что иное, как музыкальная шкатулка, что, в свою очередь, объясняло навязчивую мелодию, терзавшую голову профессора всю первую половину дня, а судя по всему, еще и ночного сторожа.

Вернувшись в учительский кабинет, Семенихин увидел, что холод из коридора добрался и туда – Игорь застегнул молнию и поднял до подбородка воротник своей тонкой спортивной куртки, Константин одел на голову капюшон толстовки, даже Антон ежился на стуле.

– Холодает и темнеет, – с порога обратился к профессору Костя.

– Как-то так, – подтвердил Антон, внимательно вглядываясь в глаза профессора.

– Музыкальная шкатулка в серванте, – Семенихин не стал слушать и без того очевидные факты, – ее нужно достать и проверить.

– У вас же ключа нет, профессор, – ответил за всех Антон.

– Значит устроим династию «дзынь»! – оживился Костя.

– Значит устроим, – без сожалений согласился профессор.

Других слов Константину не требовалось, быстро подскочив к Антону и ловко выхватив короткую металлическую монтировку, торчащую у того за поясом, Костя в два прыжка оказался возле серванта и без замаха рубанул металлом по стеклу. Послышалось неприятное дребезжание, под ногами прошла ощутимая вибрация, отчего содержимое столов запрыгало и заплясало, но кроме эффекта камертона этот удар ничего не принес.

– Хреновый из тебя китаец! – Антон забрал у Костика свою монтировку и сам рубанул ей по дверному стеклу серванта.

На этот раз стекло раскололось и осыпалось мелкими крошками, только не во внутрь, как должно было произойти по всем мыслимым законам физики, а наружу – навстречу удару. Профессору показалось, что стекло разлетелось на куски еще до того, как Антон коснулся его поверхности своей монтировкой, но ничего сказать не успел. Дальнейшие события развивались стремительно и неумалимо.

Антон, удивляясь и чертыхаясь на вылетевшее стекло, осколки которого в нескольких местах до крови поранили ему шею и руки, быстро сунул руку в образовавшееся отверстие и выхватил из серванта статуэтку, вмонтированную поверх музыкальной шкатулки.

– Вот она! – произнес Антон.

Он хотел продолжить, но последние слова, сорвавшиеся с его губ, упали на пол, так и не долетев до ушей присутствующих, а рука, державшая музыкальную шкатулку, повисла плетью вдоль туловища, глаза налились кровью. Антон дергался и хрипел, пытаясь сделать шаг в сторону, но так и не мог сдвинуться с места. Игорь, побледнев еще более Антона, поднял руку и указывал пальцем куда-то ему за спину, проследив за тем куда указывает его палец, профессор заметил, что на зеркальной поверхности, из которой состояла задняя стенка серванта, рядом с Антоном отражалась женщина. Ее худое, бледное, неживое лицо, подобно двум бриллиантам, украшали глаза. Глаза источали ненависть и ярость такой силы, которые не могли существовать по эту сторону реальности, а длинные женские руки, с тонкими кровавыми пальцами и острыми ногтями, стальной хваткой сжимали шею Антона. Самое ужасное в этой сюрреалистической картине было то, что женщину было видно только в отражении зеркала, глядя на Антона профессор, по-прежнему, никого не видел.

Костя, стоящий ближе всех к происходящему, поднял с пола железную монтировку, выпавшую из рук своего коллеги и с размаху ударил ей в то место, где должна была стоять старуха, душившая Антона. В то же мгновение, Игорь, подбежав к музыкальной шкатулке, которую Антон продолжал крепко сжимать побелевшими пальцами, накрыл ее серебряной сетью, которая должна была локализовать артефакт, прекратив его воздействие на окружающую реальность. И первое, и второе оказалось безрезультатным, сеть, накрывшая собой музыкальную шкатулку, заставила призрак старухи сморщиться и побледнеть, но не более чем, а железная монтировка, прошла сквозь пустоту, не встретив никаких препятствий и вылетев из Костиных пальцев воткнулась в противоположную стену, видимо, частично перегороженную гипсокартонном. В то же мгновенье во лбу призрака появилась дыра с рваными краями, ее хватка усилилась, а у Антона из носа на пол закапали первые капли крови. Подбежав к тому месту в стене, куда угодила монтировка, профессор увидел, что здесь за, импровизированной перегородкой, стена полая, а внутри в позе эмбриона застыл человеческий скелет. К Семенихину подбежал Костя, вдвоем они сгребли череп и кости в кучу и накинули на нее сеть, выуженную из кармана профессора. Раздался визг, чуть не порвавший барабанные перепонки, затем отражение призрака пропало, и Антон со свистом втянул в себя воздух – раз, другой, третий.

– Кажется все, да? – спросил он у своих товарищей, которые, по-видимому, испугались больше Антона.

– Похоже на то, – резюмировал профессор.

Сидя у себя дома в любимом кресле, Михаил Александрович оторвался от воспоминаний и вернулся назад. Он до сих пор не мог вспоминать без содрогания этот опасный эпизод предыдущего расследования, едва не унесший жизнь Антона.

– Как хорошо, что Максим теперь с нами, – произнес профессор, обращаясь к бумагам, разбросанным по столу, после ухода ребят, – только бы поскорее он перестал с собой бороться и смог принять очевидное, свою суть. Теперь в команде есть оперативник способный к восприятию паранормального, с ним все должно быть иначе!