возникали не всегда, а только в дни и часы пик, когда баня действительно была заполнена до отказа. Обычно такое бывало по субботам и воскресеньям. А скажем, в понедельник с утра на все это пространство могло быть два-три человека.

Когда вы утвердились на своем месте, обмыли его, потом принесли второй тазик чистой воды, можно приниматься и за мытье. Тут у каждого были своя метода и свои привычки. Большинство приходило в баню – именно в это общее отделение, а не в отдельные душевые кабинки, которые тоже были в каждой бане,  – из-за парного отделения. Парная – вот что привлекало, а не все те неудобства, о которых я до сих пор рассказывал.

Заход в парную у каждого был свой. Один считали, что это надо делать в первую очередь, до всякого мытья; другие считали, что разок с мылом надо пройтись, «чтобы поры открылись». Как бы то ни было, идем в парное отделение. Перевидал я их великое множество в разных городах. Большинство устроено так: большая печь, заслонку которой можно открыть и плеснуть в нее воды или какого-нибудь травяного настоя, а остальное пространство занимают полки. Чаще – деревянные, но видал я и цементные. Топится печь не из этого помещения, кочегарка и кочегар проникают в нее с другой стороны, с банным отделением не соединенным.

Описывать процесс паренья, с вениками и без, с натираниями и без, не буду. Это большая самостоятельная тема, написано об этом много и будет написано еще немало. Я тут пишу не о паренье и не о мытье, а о бане. Причем не о современных комфортабельных банях и саунах, а об уходящих в прошлое коммунальных банях советского быта.

Выйдя из парной, можно было окатить себя из шайки холодной водой, а можно было и под душ встать: тут же в мыльном отделении у стен всегда было несколько душевых. Их, правда, при заполненной бане не хватало, тут тоже образовывалась своя очередь.

После нескольких заходов в парную начиналось собственно мытье.

Я всякий раз вспоминаю фразу, прочитанную однажды моим батюшкой вслух из журнала «Крокодил». В нем был фельетон, посвященный сатирическому высмеиванию глупых тем диссертационных исследований. В качестве примера рассматривалась и цитировалась диссертация о мытье в русской бане. Вероятно, то, что я пишу «про баню», чем-то похоже на ту диссертацию. Итак, цитировалась фраза: «Мытье в русской бане обычно начинается с головы, затем следуют плечи, руки, туловище; мытье обычно завершается ногами». Почему это должно было вызывать смех – догадываюсь. Именно тогда вызывала хохот юмореска в исполнении Аркадия Райкина, в которой его персонаж – проходимец и аферист – вспоминает одну из своих жен словами: «Вот такая толстая (разводит руки в области задницы пошире) диссертация. Про что-то там в носу». Была, в общем, традиция над учеными подсмеиваться. Но к цитате про «мытье в русской бане» у  меня нет претензий: все верно. Именно так и мылись. Намылил голову – смыл, ополаскивая из тазика или под душем. Намылил все тело, растер мочалкой – смыл.

Полутора часов вполне хватало и для парилки, и для мытья.

Ополоснувшись «начисто», возвращались в раздевалку, осторожно ступая по холодному цементному полу, обходя грязные следы от вновь прибывших. Дойдя до своего шкафчика надо крикнуть «Банщик!» или же позвать его по имени, если знакомы. Он откроет дверцу, проследит за возвратом тазика на свое место и уйдет. А нам надо достать газетку и постелить ее на деревянную решетку. Можно половину газетки использовать сейчас, пока мокрый, а вторую потом – когда вытрешься и надо будет надеть носки и стоять в них на чем-то сухом, пока не наденешь обувь.

Состояние после бани – особое. Что делать после бани, а чего не делать – большая, содержательная тема. В современных комфортабельных банях для этого есть все условия. Раньше тоже можно было предаться расслабляющему отдыху, что-то пить и закусывать. Но не в тот экстремальный день, о котором я вспоминаю, когда баня забита битком, а снаружи уже два часа стоят люди, которые тоже хотят помыться. Тут не до разносолов, надо одеться – и уходить. Вот в буфете – а при каждой бане был буфет – можно и пива выпить, и постоять…

А потом неспешно отправиться домой.

О чем важном я не рассказал, говоря о бане? О посетителях. Об их разговорах, ритуалах. И особенностях внешности. А это интересная тема, поскольку я застал особое, послевоенное поколение, среди которых было много увечных, со шрамами и культяшками вместо рук и ног. Еще одна тема – татуировки. Это были не современные «высокохудожественные» образы, изготовленные специальными инструментами в тату-салонах, а самодельные, в основном тюремные, наколки. Еще одна тема – сорта мыла, типы мочалок. А запахи! А общий туалет с дырой в цементном полу и слоем мочи, по которой пробирались босиком, ступая на пятки (банные тапочки появились гораздо позднее и выглядели сперва и как чудачество, и как элемент роскоши).

Расскажу и об этом, но как-нибудь в другой раз…

Бес

(См. также Демон, Дьявол, Сатана, Чёрт) Поскольку книга построена по алфавитному принципу, Бес оказался первым в ряду прочих бесовских сущностей. Но если знакомиться с этими понятиями во всей полноте, то лучше, наверное, начинать с  Дьявола и  Сатаны. Впрочем, можно с  Беса, а потом добраться и остальных.

Бес отличается от черта, дьявола и прочих близких персонажей. Он вызывает в нашем сознании все-таки свой собственный образ и издает свое, так сказать, звучание. Есть, например, хорошее, веселое русское слово «беситься», то есть играть, шутить, валять дурака – и все в подвижной форме. Но нет слова «дьяволиться». А если появится, то с определенно негативным смыслом. Возможно, слово «бес» ко многим в жизни впервые приходит с глаголом беситься: «Дети, кончайте беситься!» И где-то вскоре появляется Пушкин с его «Сказкой о попе»: «…Вот из моря вылез старый Бес: "Зачем ты, Балда, к нам залез? "». А потом еще и это:

  Бедненький бес Под кобылу подлез, Понатужился, Понапружился, Приподнял кобылу, два шага шагнул. На третьем упал, ножки протянул. А  Балда ему: «Глупый ты бес, Куда ж ты за нами полез?»  

Бесы и бесёнки у  Пушкина совсем не страшные, вполне приручаемые и побеждаемые. Причем не попом, то есть священнослужителем, а простым «работником Балдой»: «Бесенок оторопел, хвостик поджал, совсем присмирел…» Бесов у  Пушкина мы встречаем и менее покладистых, даже опасных: «В поле бес нас водит, видно, и кружит по сторонам». Но в целом