– Нет…

И снова – кольнуло.

– Что?

– Ему голову отрезали.

…

Крыса жила в новом районе, в доме который мы давно еще выстроили для себя – в девяносто седьмом въехали. Тогда мы вели войну за город, потому дом построили для себя, чтобы основной актив конторы жил в одном доме, в шаговой так сказать доступности. Тогда этот дом считался верхом крути, его в городе так и называли – Бандитский. Сейчас это просто дом, так сейчас не живут и не работают, все разъехались уже. Но у меня там квартира осталась, я оставил ее Крис, когда уходил.

От того места, прикрытого разросшейся сосновой рощей – подъездная дорога ведет к основной трассе – на Москву – и по ней же можно быстро попасть в центр города. За рощей – гаражный кооператив от завода, довольно старый. Когда то мы его крышевали, там все машины держали и там же собирались. Девяностые – это совок совком еще был, тогда считалось нормальным для мужика целый день на гаражах проторчать. А что еще было делать? Вот такой вот клуб по интересам – машины сами ремонтировали, там же заготовки держали на зиму, консервацию всякую. Ну и выпивали без пригляда жены, понятное дело. Это сейчас диким кажется – на гараже весь день проторчать – а тогда только в путь.

Когда мы туда подъехали – там уже ментов было полно, целое половодье мигалок. Я пошел вперед, у оцепления показал удостоверение депутата городской Думы. Оно права прохода конечно не давало. Но меня пустили.

Зады гаражей – там свалка – перекрыты, лента висит. Накрытое тело, еще не увезли…

С той стороны – есть тайный лаз, можно выйти в овраг, а там чесать до самой ТЭЦ.

Мужик в кожаной куртке, с кем-то нервно говорящий по телефону, увидел меня, бросил – «перезвоню», прервал звонок:

– Э, э! Этого кто сюда пустил?!

…

С полицией в целом и с угрозыском в частности – отношения у меня были сложные. С одной стороны – я был частью номенклатуры, что бы это не значило. У меня была целая коллекция визиток полковников и генералов МВД, даже федерального уровня. С другой стороны – полиция и угрозыск, то есть офицеры среднего уровня, кто и выполняет всю работу – прекрасно понимали, кто я такой на самом деле, и кто мы все такие. С третьей стороны – самые умные понимали, что лучше иметь дело с мафией, чем с этническим, например, беспределом. Мы не позволяли зайти в город чужим, мы не устраивали кровавых разборок со стрельбой, мы жестоко пресекали попытки этнических группировок получить в городе хоть что-то. Если нас вдруг не станет – зайдут чужаки и начнется кровавый передел сфер влияния. Тогда просто город в крови захлебнется. А попадет им – за то, что не сладили с преступностью.

Полковник Терещенко возглавлял городской угрозыск, и был одним из тех ментов, которые не думали о будущем – то есть, он не получал зарплату от нас сейчас, и не думал, куда пойдет, когда будет двадцать лет выслуги. Многие думают – и мы думаем, открываем вакансии, в охране, в юридической консультации. А он нет. После того, как мне стала ясна его позиция, я отдал приказ полковника не трогать. Такие тоже нужны.

Терещенко вышел со мной за линию (я уже увидел все что хотел), достал сигарету

– Ваш?

– В каком смысле?

– Паренек – ваш?

– Из моей охраны.

– Даже так.

– Потому и приехал. Что случилось?

– Это я вас должен спросить – что случилось. При нем оружие было – служебное?

– Должно быть.

– Мы не нашли. Значит, ствол ушел. У вас договор есть?

– Обижаете.

– Часы?

– Часы у меня недорогие. Машину охраняют, ноут у меня дорогой с информацией.

Дело в том, что оказание услуг по личной охране в России проблемно. Потому нашли выход – заключается договор на охрану моих, скажем часов или ноутбука, ну и по ходу пьесы в договор вписывается, что и со мной будет все в порядке.

– Что он тут делал?

– Понятия не имею. Он выходной взял.

– Да? А это как то связано с тем, что ваша супруга…

– Бывшая супруга.

– Неважно. Ваша бывшая супруга человека по голове гантелей угостила.

– Понятия не имею.

– Странно. А я слышал, вы ее воспитывали на стоянке.

Еще один. Крот что ли завелся? Или за Крысой следят?

Или Терещенко делает свою работу быстрее чем я думал.

– И что? Вы думаете, ее пятнадцать суток что ли перевоспитают?

– Да нет, конечно. Вас уже ничего не перевоспитает.

Я посмотрел Терещенко в глаза.

– А если начистоту, полковник. Между нами что, что-то личное? Что вы во мне врага то видите? Я живу, как могу. Детям помогаю.

– Ну, да.

…

– Между нами нет ничего личного. Просто вы – бандит. А я – мент.

Я посмотрел на стоящих неподалеку.

– Давай, отойдем чуть дальше. Чтобы уши не парили.

Мы отошли. Лопухи тут уже были – по колено.

– А тебе не приходит в голову, полковник Терещенко, что я бандитом быть не хочу. И никогда не хотел. Ну не было у меня такой цели в жизни – стать бандитом и гордо нести черный пиратский флаг… ну ты понял.

– Но стали. И продолжаете им быть…

– Продолжаете… дети есть, полковник? В школу ходят?

– При чем тут это?

– При том. Да ты не бойся, семьи западло трогать, мы никогда с семьями не разбирались, даже тогда. А сейчас и подавно. Так есть?

– Двое.

– В школу ходят? Ты сам в школе их был хоть раз?

– Жена занимается. Это к чему вообще всё?

– К тому. Если ты проедешься по школам, полковник Терещенко, то заметишь одну вещь – что все школы отремонтированы. Площадки спортивные везде в порядке, в новых школах уже бассейны для детей есть. В каждой школе что строит область теперь есть бассейн. Ты думаешь, почему так?

…

– По двум причинам. Первая – весь местный бизнес работает, а не растащен варягами и не сдан москвичам. Он работает и платит налоги здесь. И мы работаем и платим налоги здесь. А не в Москве. У нас даже договоренность есть – кто и в каком районе должен иметь прописку, чтобы его налоги туда поступали, чтобы все было примерно равномерно, а не так, что где густо, где пусто. И вторая причина – если денег не хватает, то местный бизнес помогает. И это опять-таки потому, что он работает. Хотя желающих