Немцы воевали превосходно. Но Красная армия дралась еще храбрее и проводила свои операции еще эффективнее, мощнее.

Там же, в заснеженных полях под Кременками, Недельным и Полотняным Заводом, приходило умение воевать. Именно под Детчином, Кондровом и Полотняным Заводом на Юхновском направлении 49-я армия, учтя ошибки и просчеты прошедших боев, а также следуя указаниям Жукова, начала успешно применять тактику обходов, неожиданных прорывов на флангах. Тактика лобовых атак постепенно уходила в прошлое.

В эти дни штаб 49-й армии находился непосредственно в войсках. Генерал Захаркин, по существу, дежурил то на НП 5-й гвардейской стрелковой, то на командном пункте 194-й стрелковой дивизии. Полковник Верхолович и полковник Пастушихин тем временем увязывали совместные действия 133-й, 138-й стрелковых дивизий и приданных им лыжных батальонов.

Судя по сводкам и другим документам недавно рассекреченных архивов, наступление под Москвой, во всяком случае 49-й армии, не было победным шествием от Оки и Протвы до Угры и Рессы. Противник отходил, отводил свои войска, утаскивал материальную часть по прочищенным дорогам, то, что не мог или не успевал утащить, портил, взрывал, жег. Закреплялся на промежуточных рубежах, останавливал советские наступающие дивизии, контратаковал, изматывал части 49-й армии, обескровливал их. Если дивизия за сутки теряла порой больше ста человек, то, сами судите, неделя таких боев выкашивала полносоставный полк. Причина такого упорства немцев на рубежах в районе Недельного—Торбеева и Кондрова — Полотняный Завод, как оказалось, заключалась в том, что XIII корпус 4-й полевой армии усиленно готовил основательную оборону под Юхновом. Здесь, на выгодных позициях, используя рельеф и природные условия, немцы решили остановить наступление советских войск и перезимовать в относительной безопасности, чтобы весной, накопив сил и средств, пополнив дивизии людьми и материальной частью, учтя все ошибки операции «Тайфун», начать новое наступление на Москву. Юхновский рубеж не создавался как нечто обособленное, некая крепость, он был частью тщательно продуманной обороны, которую противник начал создавать сразу, как только дела под Москвой стали плохи и реалисты (полевые командиры вермахта) поняли, что позиции на Оке, Упе и Истре не удержать.

В приказах же 49-й армии Юхнов как цель наступления появился в феврале. К тому времени противник измотал дивизии и стрелковые бригады армии, выбил почти все боевые машины у танковых бригад на двух последовательных рубежах обороны — на Старой Калужской дороге и у Полотняного Завода. К Юхнову армия подошла обескровленной.

В конце февраля Жуков телеграфировал Захаркину, тон командующего войсками Западного фронта был более чем раздраженным: «Особо важное. Вручить немедленно Захаркину, Литвинову. Противник уходит у вас из-под носа. Уводит артиллерию и все имущество, а вы пассивно ждете, когда противник очистит район, тогда вы начнете наступать. Это возмутительное безобразие. Требую немедленно атаковать Юхнов и отрезать противнику пути отхода на Вязьму по большаку. Исполнение доложить в 24.00 ...42 г.». (Точная дата телекса неразборчива. — С. М.)

Итак, Юхнов предстояло брать все же 49-й армии. Дело в том, что в январской директиве штаба Западного фронта Юхнов как рубеж наступления определялся другой армии, 50-й. 50-я армия генерала Болдина наступала левее. Теперь она отклонялась на юго-запад, к Мосальску. В директиве от 8 января 1941 года, подписанной Жуковым, говорилось однозначно: «Командарму 50 — разгромить зубово-юхновскую группировку противника и не позднее 1.1. овладеть Юхновом...» Неделей раньше шанс овладеть Юхновом обходным маневром с севера существовал, как казалось в штабе Западного фронта, и у 43-й армии. 30 января 1942 года Жуков спросил генерала Голубева по прямому проводу: «Тов. Голубев, кратко доложите, как с Юхновом и как на других участках?» Голубев ответил следующее: «Передовые части достигли с боем Батина, Панаева. Попытки удара на Юхнов через Горенец, Ступино и с направления Карцево успеха пока не дали. Оборона у противника здесь крепкая. Поэтому будем обходить с запада. По докладу командиров передовых частей, противник эвакуирует все не по Варшавскому шоссе, а по шоссе на Вязьму, что западнее р. Угра». Далее командарм 43 докладывает Жукову об окруженной Мятлевской группировке противника: «Одновременно противник пытается прорываться на северо-запад через Строево, через Хвощи и опять вдоль ж. д. Противнику численностью в 400 штыков удалось овладеть Уховом. Я решил двигаться на юго-запад, разбить группировку противника в районе Ухова, Хвощей, Агарышей. В районе Ухова идет сейчас бой 18 тбр и 18 сбр».

Как свидетельствуют документы, у 43-й были свои проблемы. Держаться по фронту и не выпустить из окружения части Мятлевской группировки, в которой, согласно документам (среди захваченных разведчиками документов оказалась карта дислокации немецких войск в районе станции Мятлево), найденным у убитого немецкого офицера, находились подразделения 2-й бригады СС.

Теперь на твердыню, созданную немцами на Варшавском шоссе, город Юхнов, прямым ходом шла 49-я.

Штаб Западного фронта торопил армии левого крыла. Тон телеграфных переговоров генерала Жукова стал крайне категоричен и более чем требователен. Жукова можно понять. Под Вязьмой отрезана, но продолжает активно действовать, атакуя вперед, Западная группировка 33-й армии генерала Ефремова, 1-й гвардейский кавкорпус и десантные бригады полковника Казанкина. У Ставки и фронта резервов нет. Помочь окруженным можно только мощным и решительным нажимом соседей: 49,43, 50, 5-й и восточной группировки 33-й армии. Но на 5-ю давит с севера мощная Можайская группировка немцев, восточная группа 33-й армии завязла в позиционных боях под Износками, 43-я и 49-я остановлены у Юхнова и на Угре, 50-я не может преодолеть рубежа обороны противника в районе Барсуков на Варшавском шоссе. Все, наступление выдохлось. Некем и нечем было наступать советским армиям. Еще месяц-полтора назад два полка можно было свести в батальон, теперь же из некоторых дивизий не получалось и сводной роты.

Сейчас много споров по поводу того, что, мол, Жуков не помог Ефремову выбраться из-под Вязьмы, что гибель 33-й армии и смерть командарма Ефремова на совести командующего Западным фронтом... Смерть всякого подчиненного, посланного в бой командиром и погибшего в этом бою, в какой-то степени конечно же на совести того командира, который отдал приказ. Но таковы правила войны. Таков ее неписаный устав, и ему должны следовать все. И все следовали ему. Кто-то командует, отдает приказы, кто-то их исполняет. Даже те, которые кажутся невыполнимыми. Жуков в той ситуации был командиром, Ефремов — солдатом. Солдат выполнил свой долг с честью. Поэтому так стремительно восходит его имя в военной историографии и литературе. Жуков здесь более уязвим, хотя... В чем его упрекать? В том, что отдавал невыполнимые приказы? Почитайте документы тех дней и месяцев, и вы увидите, что невыполнимые приказы отдавали все: и командармы, и командиры дивизий и полков, и комбаты. Все напрягали последние силы. Но сил-то уже не оставалось. Конечно, хотелось бы повернуть время вспять и выстроить сюжет выхода из Вяземского котла дивизий 33-й армии иначе: вот так должен был бы поступить Жуков, вот так и туда должны были бить соседи, вот там проделать коридор и туда-то вывести обозы и раненых — и были бы живы все. Писать фэнтези легче, чем исследовать кровавую и запутанную историю, где было все: и героизм, и подлость, и ловкачество, и беззаветное служение Родине, следование долгу и чести русского офицера и советского командира.