собой, положил руки на колени, и Грета удобно устроилась в этом импровизированном гнезде, надежно защищенная от новых падений мягкими ладонями и полами пальто. Хастур, увлеченный ездой, ничего не заметил.

Колесница постепенно приближалась. Отчетливей становилось и темное облако, которое она преследовала.

— Азирафель, смотри! — тревожно вскрикнул Кроули, подавшись вперед.

Ангел сделал то же самое и увидел, что облако распалось на невиданных размеров сову и летучую мышь. Оба монстра что-то тащили в лапах.

— О, Господи! Их поймали чудовища!

На спидометре появилось новое деление: «надо догнать, несмотря ни на что». Стрелка миновала его и пропала из поля зрения.

Демон уже не веселился: вцепившись в руль, он не сводил глаз с колесницы. Ее возница оглянулся, блеснул волчьим оскалом.

— Хастур, подержи руль!

Опустив стекло, Кроули наполовину высунулся из окна и заорал:

— Анубис, это я!

Его вопль отнесло назад, но Анубис, кажется, услышал. Он помахал рукой и указал на чудовищ.

Джип и колесница поравнялись.

— Куда они летят? — крикнул Кроули.

— За хозяином! — отрывисто пролаял Анубис.

— А кто он?!

— Бог смерти… — конец фразы потерялся в шуме колес.

— Вот вляпались! — Кроули втянулся обратно на сиденье и снова взялся за руль. — Ну, дрянь мелкая… Догоним — убью обоих!

— Тогда зачем догонять? — пожал плечами Хастур. — Пусть их сожрут эти, летучие.

Кроули прошипел что-то неразборчивое.

— Ты расслышал имя этого бога? Он тоже твой знакомый? — спросил ангел.

— Не расслышал. Но это точно не Аид. Больше я тут никого не знаю. Кажется, это он впереди маячит. Ну и тварь!

Паук перебирал лапами так быстро, что они слились в широкую черную ленту. Наездник прильнул к его спине и не оглядывался.

— А если подстрелить его? — предложил Хастур.

— Слишком далеко, — ответил Кроули. — И вряд ли его возьмет святая вода. Азирафель, что думаешь?

— Думаю, ты прав. Интенсивность поражающих свойств святой воды напрямую связана с наличием в объекте воздействия извращенно-ангельского начала, которого безусловно нет в преследуемом божестве.

Хастур повернулся на сиденье и какое-то время смотрел на ангела с молчаливым изумлением. Потом взглянул на Грету у него на коленях и усмехнулся:

— Теперь ясно, почему она к тебе перескочила. Нашла второго умника.

Тем временем Миктлантекутли выпрямился на паучьей спине и широко раскинул руки. Пологие серые холмы, россыпи бурых камней у их подножия, хмурое низкое небо — все сделалось плоским, точно нарисованным на исполинском занавесе. Он дрогнул, повинуясь жесту божества, пошел складками и раздался в стороны, открыв непроглядный мрак. Паук нырнул в черный проем, за ним последовали сова с летучей мышью. Пропустив их, занавес сошелся, но Анубис успел метнуть посох в оставшуюся щель, и реальность вновь превратилась в раскрашенные полотнища. Они разлетелись от движения колесницы, и Кроули ничего не оставалось, как направить джип следом, надеясь, что по ту сторону завесы не окажется полное ничто.

* * *

После безвкусного воздуха снаружи здесь стояла просто оглушающая вонь. Обе головы расчихались, Азатот закашлялся, но понять, чем пахло, было невозможно. Внезапная темнота, незнакомый запах, жесткие когти, вцепившиеся в бока — есть от чего запаниковать! Когда к колеснице Анубиса присоединилась полосатая, как леденец, машина, из которой высунулся учитель Кроули, инферналыши окончательно воспрянули духом и даже пытались вырываться, но вдруг все исчезло…

Тьма начала редеть. Сова и мышь летели по сводчатому тоннелю, заметно сужавшемся впереди. Вот их крыльям сделалось совсем тесно и пленников опустили на каменный пол. Но стерегли их по-прежнему: путь назад преграждали когти, клюв и острые зубы.

Гатаноа и Азатот побрели вперед, туда, где тоннель вновь расширялся и распадался на два рукава. Правый выглядел обычным продолжением прохода, левый же походил на празднично убранные ворота: два ряда блестящих ровных белых камней вверху и внизу, розовый толстый ковер, гостеприимно постеленный поверх нижнего ряда камней навстречу идущим.

По ковру прошла дрожь, из глубины прохода хлынула новая волна смрада.

Гатаноа замерла.

— Это же… — левая голова нервно сглотнула. — Это же язык!

— Нас хотят съесть, — по щекам правой головы потекли слезы. — Ой, мамочки…

— Пусть только попробуют, — Азатот наклонил рогатую голову и гневно топнул копытом. Посыпались искры. — Я им поперек глотки встану!

— Хватит реветь! — прикрикнула левая голова на правую. — У нас-с-с тоже зубы имеютс-с-ся!

Змеиный хвост хлестнул по полу, гибкое тело напружинилось, готовясь к прыжку. Почуяв сопротивление, сова угрожающе заухала, мышь оскалилась, но тут в темноту тоннеля ворвались два ослепительных луча света, грохот копыт и колес слился с ревом двигателя, и летучие стражи поспешно взмыли под потолок: им на смену вынеслись колесница и автомобиль.

Анубис одним прыжком оказался между пленниками и языком, и заорал прямо в разверстую пасть:

— Миктлантекутли, ты ослеп?! Они не души, а живые!

От джипа к ним уже бежали Кроули и Азирафель.

— Ах, вы, мелкие… — начал демон, но высказать все, что накипело, не смог. Трудно говорить, когда на тебя налетает синий вихрь, с восторженными сдвоенным визгом виснет на шее, целует в обе щеки одновременно, и улетает, чтобы обрушиться на ангела. А затем ты оказываешься лицом к лицу с самим собой и сам себе крепко жмешь руку и слышишь, как из твоего рта вылетает радостный рев:

— Мы знали, что вы нас найдете, учитель Кроули, знали!

— Куда бы мы делись… Азатот, трансформация облика отличная, но с голосом надо поработать.

— Милые мои, хорошие! Вас не поранили? Не ушибли? — выспрашивал Азирафель, и уже совал им яблоки с пряниками, и довольный похвалой Азатот, вернувшись к обычному виду, уплетал шоколад вместе с оберткой, а Гатаноа прикладывалась к бутылке с водой левым и правым ртом по очереди, энергично жуя принесенную снедь.

— А я?! — завыла темнота, — кто утолит мой голод?!

Огромный рот исчез. На его месте покачивался доходяга в пестрой набедренной повязке. На голом черепе криво сидела корона из перьев, в глубине глазниц тускло поблескивало. Сова и летучая мышь потихоньку пробрались мимо бывшей добычи и пристроились позади него.

— Я хочу есть! — белые зубы с мерзким стуком ударились друг о друга. В ответ хлопнула автомобильная дверца: это Хастур с Гретой на плече решил присоединиться к своим.

— Я съем его? — костлявый палец вытянулся в его сторону, но смотрел доходяга на Анубиса, стоявшего поблизости с посохом наперевес.

— Не съешь, — спокойно возразил псоглавец. — Он не мертвый.

Хастур заворчал, мол, готов сам сожрать кого угодно, но Грета шепнула ему что-то на ухо, и он умолк.

— У меня осталось еще полплитки шоколада и яблоко, — предложил Азирафель.

— Миктлантекутли не питается шоколадом и яблоками, — сообщил чей-то раскатистый голос. — Богу смерти требуются души умерших людей.

Тоннель раздался