— Разве по мне не заметно? — огрызнулся он, включая верхний свет.

Повернувшись, Дерек со злорадным удовлетворением увидел, что заливший гостиную яркий свет разрушил очарование развернувшейся перед ним минуту назад сцены. Ведь следовало признать, что в сущности все это было лишь иллюзией, не имеющей никакого отношения к истинному положению вещей, фантазией, обусловленной стремлением выдать желаемое за действительное. Он видел не то, что существовало на самом деле, а то, что ему хотелось увидеть.

— Я просто подумала… Я надеялась…

Дерек знал, на что надеялась Эльвира, разочарование, звучащее в ее голосе, не оставляло в этом никакого сомнения. Она рассчитывала на то, что он приведет с собой мать Дороти, которой можно будет отдать девочку, забыв о ней навсегда. Именно тем, что этого не случилось, и объясняется недовольное выражение ее лица.

— Что ж, не хочется тебя расстраивать, но я ее не нашел. Более того, я не нашел никого, кто хотя бы видел ее или знает о местопребывании этой женщины.

От образа молодой матери, так поразившего его воображение в первый момент появления в гостиной, не осталось и следа. Более того, понимание того, что породило это видение, причинило ему душевную боль.

Дерек был сыт по горло Рождеством и всем, что с ним связано, в том числе и образом Мадонны с младенцем, растиражированным на множестве попадающихся на каждом шагу открыток и плакатов. Образом, ассоциирующимся с нежностью, любовью и преданностью, лежащими в основе всех особых взаимоотношений между людьми.

Возле местной церквушки были выставлены традиционные рождественские ясли. И, ища Оливию, опрашивая каждого, кто хоть как-то мог помочь ему обнаружить ее местопребывание, Дерек несколько раз проходил мимо них.

Весьма реалистично вылепленные фигуры библейских персонажей были изготовлены в половину человеческого роста, и выражение, которое он якобы увидел на лице Эльвиры, принадлежало скульптурному изображению Мадонны.

Эльвира и Мадонна… просто смеху подобно!

Наивные иллюзии прошлого понять еще можно, но это уже не лезет ни в какие ворота! Кого он пытается обмануть?

Только сейчас до него дошло, что основной причиной испытанного им по возвращении раздражения были резко и неприветливо прозвучавшие слова Эльвиры: «Я уже было решила, что ты никогда не вернешься домой». Домой, вот в чем дело! Однако никогда еще в своей жизни Дерек не чувствовал себе менее дома, чем в эту минуту.

— Я потерпел полную неудачу!

— Очень жаль. И что мы теперь будем делать?

Девочка, лежащая на руках Эльвиры, допила молоко и с громким чмоканьем оторвалась от соски, что привлекло внимание Эльвиры.

— Ничего не осталось! Вот это да! У нее просто поразительный аппетит! Со времени твоего ухода она ест уже второй раз.

Придерживая рукой за спинку, она осторожно устроила ребенка в вертикальном положении. Головка девочки уже начала сонно клониться, глазки закрывались.

— Хорошая девочка! — В мимолетно брошенном на Дерека взгляде промелькнула радость, исчезнувшая так же быстро, как и появилась.

Ее сменила нарочитая деловитость. — Надо будет сменить ей пеленки. И она наверняка снова уснет. Передай, пожалуйста, мне сумку. Там должно быть все необходимое.

Эльвира говорила только лишь для того, чтобы нарушить гнетущую тишину, чтобы не позволить себе задумываться над тем, что кроется за взглядом зеленых глаз Дерека, какие мысли теснятся в его голове.

Ясно было только одно: если, уходя на поиски матери девочки, Дерек был настроен весьма мрачно, то по возвращении дело обстояло еще хуже. Подавая сумку, он даже не взглянул на жену.

— Мне сделать это самому?

— Неужели ты умеешь менять пеленки? — Поймав его несколько смущенный взгляд, Эльвира сдержала готовую появиться на губах улыбку. — Оставь это мне. Ты сегодня весь день на ногах. Где тебе довелось побывать?

— Обошел всю округу… даже добрался до города.

— Должно быть, немало пришлось походить.

Да еще в такую погоду!

— Поначалу было не так плохо. Снегопад усилился около часа назад.

Только принимая от него сумку, она разглядела под его глазами тени от усталости. Освободив руки, Дерек энергично растер ими лицо и пригладил растрепавшиеся волосы. От невольно нахлынувшей симпатии к явно утомленному и расстроенному неудачей мужу что-то дрогнуло в сердце Эльвиры.

— У тебя очень усталый вид. Ты хоть успел поесть?

Дерек ничего не ответил, однако вид его говорил сам за себя.

— Подожди минутку, я что-нибудь для тебя придумаю. Только сначала уложу Дороти.

Вопрошающий взгляд Дерека упал на картонную коробку, лежащую возле очага. Теперь пустая, она выглядела очень непрезентабельной и грязной.

— Не сюда, — сказала Эльвира, проследив за его взглядом.

Она указала на лежащий на столе ящик от комода, принесенный ею сверху.

— Весьма изобретательно! — заметил Дерек странным тоном.

— Совсем нет. Просто я вспомнила, что читала в какой-то книге о кроватке для младенца, устроенной из ящика письменного стола, и решила сделать то же самое. Одеяло в качестве матрасика и ее собственный стеганый конверт — вот и все, что надо.

Эльвира вовсе не ожидала бурного одобрения. Простых слов благодарности было бы вполне достаточно, хотя хватило бы и простого признания того, что сообщение принято к сведению. Но чего она никак не ожидала, так это полнейшего безразличия. Выражение лица Дерека осталось таким же непроницаемым, в глазах не отразилось ни малейшей эмоции. Впечатление было такое, словно ему сообщили о ценах на рыбу в местном магазине.

А чего я, собственно говоря, ожидала? спросила себя Эльвира. Нобелевской премии по уходу за ребенком? Я ведь говорила с человеком, который не постеснялся признаться в том, что женился на мне из-за моего происхождения. На представительнице высшего класса, по его собственным словам. Ему совершенно безразлично, способна ли я ухаживать за ребенком или даже любить его. Главное это благоприятное сочетание генов.

Чувствуя, как наворачиваются на глаза слезы, вроде бы выплаканные еще утром, Эльвира поняла, что должна как можно скорее покинуть гостиную, иначе с ней случится истерика.

— Я сменю ей пеленки в ванной, — сообщила она, стараясь не показать своей слабости. — Так будет лучше всего. Ты пока отдохни и согрейся. А я, как только закончу, приготовлю тебе чего-нибудь поесть.

— Я и сам могу сделать себе сандвич. Тебе совсем ни к чему об этом беспокоиться.

Замечание Дерека больно задело Эльвиру и вызвало в ней неожиданную вспышку обиды, которую, однако, можно было только приветствовать. Обида придала ей сил, заставив хоть на время забыть о прочих неприятностях.

— Я пока еще в состоянии сделать тебе сандвич и подогреть суп! Можешь не бояться, не отравишься!