Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В голосе Алисы послышалась неприкрытая горечь и обида. Она снова подняла на Веру голову и, теперь ее взгляд был более осмысленным. Она сощурила глаза и продолжила:
— И я тебе нужна была только для того, чтобы ткнуть мной в рожу папаше, который наигрался тобой и выкинул, как безродную шалаву. Ну что вы! Какой удар по самолюбию! И тут у тебя созрел план, родить ребеночка небесной красоты, говорящего на всех языках мира и имеющего, как минимум, три высших образования. И потом крутить им перед носом бывшего любовника. Вот смотри, дескать, что ты потерял. Но вышла осечка, — Алиса горько усмехнулась, — Дочка-то с браком родилась. Далеко не красавица и не умница.
Она кинула окурок на пол, затушив его ногой.
— Но я была твоей дочерью! Я всего лишь хотела, чтобы ты меня любила и заботилась обо мне, а не отмахивалась, как от назойливой мухи.
Вере было нестерпимо больно слышать эти слова. Что от нее хотела Алиса? Ведь она не голодала, не побиралась? У нее всё было, как у нормального ребенка. В чем она ее обвиняет?
Алиса закинула ногу на ногу и язвительно скривила губы.
— И что мы имеем сейчас? А мамуль? Ты лежишь здесь парализованная, не способная ни к чему. Теперь ты, мамочка, стала обузой для меня.
Алиса тяжело поднялась со стула и двинулась в направлении матери.
— А может мне не мучиться с тобой?
Она подошла вплотную к Вере, наклонилась к самому лицу, дыша многодневным перегаром, и вкрадчиво зашептала ей на самое ухо:
— Может подушку на лицо? Попридержать чуть-чуть, и все дела… Ты же сама меня учила: сам о себе не позаботишься — никто не позаботиться. Вот я и позабочусь о себе. Сниму груз с плеч. А? Как ты считаешь, мамочка? Там даже никто разбираться не будет. А я эту квартирку продам, куплю себе однушку и заживу на оставшиеся денежки, как человек.
У Веры перехватило дыхание. «Нет! Нет! — кричало всё внутри, — Я же твоя мать! Не делай этого!». Слезы брызнули у нее из глаз.
— Плачешь? — с усмешкой спросила Алиса, — Кого жалеешь? Дай угадаю… Себя. Опять себя!!!
— Ладно, не боись… — вдруг спокойным голосом продолжила Алиса, — Поживешь еще. Да и пенсия твоя мне лишней не будет. Кстати о пенсии. Ее же завтра принесут? Ага. Так что я спать, чтобы завтра как огурчик.
Алиса разогнулась и направилась к двери. В проеме она остановилась, развернулась к Вере и с издевкой бросила:
— Ну и вонища тут у тебя. Ты бы помылась что ли. Ах, да. ты же не можешь. Инсульт дело такое. Ну бывай, мамуля.
Свет погас и дверь захлопнулась.
***
Душимая слезами горечи и обиды, Вера зажмурилась. А когда открыла глаза, то обнаружила себя, лежащей на боку в клетке, заполненной красным светом. Над ней возвышался «дворник». Подняв на него глаза, Вера заметила, что он пристально смотрит на нее, словно чего-то пытается найти в ее взгляде.
— Ну что ты так на меня уставился? — не на шутку разозлилась Вера, — Что тебе от меня нужно? Решил мне показать, какая дочурка у меня выросла? Какое чудовище я породила?
«Пахомыч» молчал, всё также пристально глядя на нее.
= Причем здесь я? Плохие гены, дурная кровь и, чего там еще? Я не виновата, что моя дочь выросла такой скотиной. Я, как мать делала всё для нее: кормила, поила, советы давала.
При этих словах «Пахомыч» хмыкнул.
— И не надо ухмыляться! — не унималась Вера, — Как смогла так и воспитала. Хотя нужно было всё же сделать аборт.
«Пахомыч» укоризненно покачал головой и, уже через секунду, оказался за пределами клетки. Он развернулся и, окруженный воронами, пошел прочь по коридору.
— Эй! Не оставляй меня здесь! Меня будут искать! Эй!
Но «дворник» скрылся за поворотом, гомон ворон затих и, Вера оказалась одна в темноте.
— Филипп Филиппыч, — тихо позвала она.
В ответ была тишина.
— Господин Нимержицкий, Вы здесь?
Снова тишина.
Наверное, убил уже его. От этой мысли Вере стало плохо. Но, от всего пережитого, на Веру навалилась страшная усталость и, она провалилась в глубокое забытье.
Когда она очнулась, клетка вновь была заполнена красным светом. Вера даже не сомневалась, что ОН здесь, стоит прямо перед ней. Она повернула голову вправо. Соседняя клетка была пуста. Когда Вера подняла глаза на «Пахомыча», он уже наклонился над ней, окутывая красным светом. «Что на этот раз будешь показывать?» — промелькнуло у нее в голове и, Вера погрузилась в темноту.
***
Открыв глаза она увидела маму сидящую напротив. Мама была молодая и очень красивая. Она совсем забыла, какая красивая была мама… Ее глаза светились любовью и нежностью. Мама протягивала ко рту Веры ложку с вкусно пахнущей кашей, приговаривая: «За маму. За папу».
В кухню зашел отец. Папа… она и забыла, как он выглядел. Сейчас же он стоял прямо перед ней, высокий, большой и сильный. Он весело подмигнул Вере.
— Хомячишь, бельчонок? — улыбнулся он, погладив Веру по голове.
— Хомячит, — засмеялась мама, — Аппетит у нас ого-го!
И тут на лицо Веры стали падать капли воды. Она подняла голову вверх и увидела черные тучи. Посмотрев вперед, Вера обнаружила себя на кладбище, окруженная людьми, возле свежей могилы, куда уже опускали гроб. На плечо легла чья-то рука. Вера посмотрела в сторону. Это была мама. Ее лицо было осунувшееся и заплаканное. Она прижимала Веру к себе и повторяла:
— Ничего, Верочка. Мы справимся. Ведь у меня есть ты. Мне есть ради чего жить.
Вера вспомнила. Это похороны папы. Сколько же ей было лет, когда умер отец? Семь? Восемь?
Вере так захотелось поддержать сейчас маму, сказать что-то доброе, хорошее. Она попыталась отстраниться от мамы. Вдруг услышала мамин смех и подняла голову:
— Да не крутись ты так, егоза. Дай подол подошью.
Они с мамой стояли по среди комнаты в родительской квартире. Вера кружится в чудесном розовом платье и смеется. Мама, пытающаяся схватить ее за подол, тоже весело смеется. У Веры завтра выпускной. И платье нужно закончить. Мама. Она сама сшила это платье для Веры.
Вера вдруг остановилась и посмотрела на маму. Мама постарела, осунулась. Ее волосы поседели, а лицо покрылось морщинками. Вера вспомнила, что после смерти папы, мама работала на