безотказности. Нет, изначально текст, который пересказывался в очень вольном формате, должен был звучать очень неплохо. Однако эти мстительные стервы, в прошлом году завоевавших «корону» самых умных и хитрожопых воспитанниц детского дома, намеренно перегибали палку так, чтобы на выходе получалась откровенная хрень. А еще усиленно пожирали меня глазами и тонко намекали на то, что меня с ними связывают куда более близкие отношения, чем дружба!

Трудно сказать, что бы я делал в этой ситуации, не окажись рядом Кравцовой: она, мило улыбаясь, почувствовала запах сенсации чуть быстрее самых ушлых журналистов, высказала пожелание посекретничать с девчонками о своем, о женском, и увела их черт знает, куда. А через десяток минут вернула обратно. Чуть зардевшихся, с капельками пота, выступившими на крыльях носа и верхней губе, причесанных волосок к волоску и… зашуганных до невозможности! Что не прошло незамеченным для остальных «бунтарей», знающих этих тварей, как облупленных. И практически обнулило вероятность незапланированных сюрпризов.

Надо ли говорить, что следующие «акты» прошли спокойнее некуда? Наверное, нет — я поучаствовал в совместной трапезе «Великодушных Дядь» и «Несчастных Сироток», восхитился заметным подвижкам в снабжении детдома качественными продуктами, толкнул небольшую речь-мотиватор для тех, кто решится пойти по моему пути, выслушал десяток ответных, раздал почти сотню фотографий с автографами и технично свалил в закат. То есть, посетовал на жесткий режим и очень плотный график тренировок, оставил «друзей и подружек» под присмотром крупных специалистов по их воспитанию и в сопровождении группы мелких «активистов» добрался до минивэна…

…Всю первую половину пути до «Атланта» в салоне машины стояла мертвая тишина — водитель, кряжистый и очень немногословный дядька в возрасте Борисыча молча делал свое дело, я угрюмо смотрел в потолок и вспоминал жизнь в этой обители обманутых обещаний и несбывшихся надежд, а Настена сидела рядом, прижав бедро к моему бедру, делала вид, что невидящим взглядом смотрит в окно, и «жила» в моих чувствах. Поэтому идеально точно выбрала подходящий момент для того, чтобы накрыть ладошкой мое колено, затем порадовала, положив голову на плечо, и вернула интерес к жизни точно подобранной фразой-«инициатором»:

— Эх, видел бы ты лица этих малолетних сучек, когда они поняли, что им жопа!

— Но ведь ты мне покажешь, верно? — спросил я, показав взглядом на микрокамеры, спрятанные в бижутерии.

— Прости, но не в этот раз… — притворно вздохнула эта чертовка. — Мальчики не должны видеть девочек в таком состоянии!

— Ты меня интригуешь…

— Ага! Ибо вспоминаю эту картинку и веселюсь.

— Настен, имей совесть! — почувствовав, что ее действительно прет от восторга, взвыл я.

— Она, как обычно, дома. Зато фантазия со мной. И до сих пор бьет копытом.

— Ну, хоть намекни!

— Я показала им всю глубину их падения, как мне кажется, очень близко к непередаваемому стилю твоего отца. Так что теперь при мысли выпендриться в твоем обществе или высказать что-либо недостаточно уважительное в твой адрес у них начнется тремор верхних конечностей, заикание и энурез!

— Я тебя когда-нибудь задушу!!! — воскликнул я под сдавленные смешки водителя.

— Вау, а ты гурман! Я вся в предвкушении…

Забавно, но выяснить, как именно она дрессировала «малолетних сучек», так и не удалось. Зато у меня настолько улучшилось настроение, что последние десять минут пути я, честно выполняя требования преподавателя, «грызся» с Кравцовой на английском. И небезуспешно, обогатив свою речь десятком сочных идиом. А потом влез в интернет, подобрал изысканный комплимент на китайском и уже в спортклубе «поразил» фантазией и произношением порядком соскучившуюся Джинг.

Хорошее настроение не пропало и после переодевания: я в удовольствие пробежался по дорожке под веселую перепалку девчонок, с наслаждением размялся, немного попрыгал на скакалке и, предвкушая интересную тренировку, вверил себя заботам Дмитрия Петровича…

…Мои ожидания начали воплощаться в реальность сразу после выхода на канвас. Алферов показал абсолютно неожиданную, но более чем эффективную контратаку на одну из любимейших «коронок» Стрельцова и отпустил в свободное плавание. Я обрадованно закрыл глаза и начал танцевать что-то очень медленное и плавное, стараясь не столько запомнить, сколько прочувствовать предложенную связку. После того, как удалось поймать предложенный ритм, плавно ускорился и представил, что работаю по призрачному противнику, постоянно меняющему рисунок танца, и постарался не сбивать предлагаемые им «па». А с первыми проблесками понимания вдруг почувствовал, что выброшенная вперед двойка уперлась в подставленную лапу, и продолжил делать то же самое, что делал до этого, просто вкладывая в удары все больше и больше массы.

К сожалению, через четверть часа Дмитрий Петрович начал сдавать и уступил место Тихону, своему лучшему ученику и основному ассистенту. А тот, почти не чувствуя мои возможности, превратил творчество в рутину и действовал на нервы до обратной замены. Весь следующий час прошел в том же режиме — работая с Алферовым, я плавно наращивал скорость и отрывался, экспериментируя с самыми разнообразными вариациями использования этой связки, а с Тихоном только поддерживал достигнутый темп и закреплял промежуточные результаты. Тем не менее, к моменту переключения на свободные бои с заранее оговоренными условиями я реагировал на «коронку» почти на автомате и почти из любого положения.

Увы, возраст и физическая форма Петровича не позволяли ему полноценно рубиться со мной на равных, а его второй ассистент, Костя, был еще дубовее Тихона. Так что этот этап тренировки разделился на три повторяющихся этапа. На первом я творил, порхая и жаля, как Великий Али. На втором добивался стабильности самых удачных вариантов и старался не потерять набранный темп. Ну, а на третьем… на третьем, в основном, терпел прямолинейность и предсказуемость Костика, работал на половине доступной скорости и старался его не вырубить.

Зато полноценно оторвался на «Ползуне», программируемом тренажере для «ударников», позволяющем отрабатывать одну, но практически любую последовательность ударов и в статике, и в динамике. В смысле, за каких-то двадцать-двадцать пять минут разогнал четыре особо понравившиеся варианта контратаки до предела скоростного режима и вкладывался в лапы на «выстреливаемых» манипуляторах с лапами так, как будто лупил личного врага! Ну и, конечно же, заигрался, не услышав команду «Достаточно» и чуть было не приложившись к Тихону, посланному меня остановить.

Заминка и разбор полетов ничем особенным не запомнились. Зато в душе, смывая с себя трудовой пот и готовя тушку к сеансу восстановительных процедур, я как-то уж очень сильно ушел в себя, и зевнул появление добровольной помощницы, жутко оголодавшей во время «праздников». Ну, и сдался ей пару раз. Поэтому к Джинг заявился уже на расслабоне, упал на массажный столик, блаженно улыбнулся и закрыл глаза.

Открыл, вроде бы, через краткий миг. Но бодрым и свежим до невозможности. Вежливо попросив разрешения встать и получив оное сразу от двух красоток, мигом оказался на ногах, влез в теплый махровый халат и одарил каждую «помощницу» не столько чувственным, сколько благодарным поцелуем. А когда справился с этим нелегким делом, пошел на поводу у бунтующего желудка и поинтересовался, не хотят ли они проехаться до дому и перекусить чем-нибудь вроде жареного слона.

Тут меня ласково обозвали проглотом и отконвоировали в мужскую раздевалку, где усиленно помогали одеваться и обуваться… в альтернативном режиме. Не чураясь щекотки, щипков и легких укусов за самые чувствительные части моего истерзанного тела. Поэтому на подземную стоянку я спустился страшно довольным жизнью, помог садисткам забраться в машину и влез на свое сидение. А уже через пару минут зеркально повторил этот процесс на стоянке под нашим домом. И, прокатившись на лифте, третьим ввалился в квартиру.

Контейнеры с ужином обнаружились в лифте службы доставки, так что мы быстренько перетащили их на стол, помыли руки и устроили праздник желудка. Потакая своим самым извращенным гастрономическим желаниям и литрами уничтожая свежевыжатые соки.

«Завязывать жирок» перебрались на пресловутый диван. Я, развернув его на максимальную длину, привычно завалился в самый центр, а девочки прижались к бокам. И, «дуэтом» расстегнув мою рубашку до пояса, совершенно одинаково вонзили в грудь ноготки.

— Настя сказала, что к тебе сегодня клеились бывшие! — грозно заявила китаянка, решив начать «допрос» с наезда. — Ну, и как это, по-твоему, называется?

— Абсолютно бесстыдный поклеп! — не задумавшись ни на мгновение, уверенно ответил я. — С этими стервами я бы не стал спать ни за какие коврижки!

— Да, девицы своеобразные. Самомнения — как у нобелевских лауреатов по физике или химии, изворотливости — как у змей, а готовности отвечать за свои слова и способности терпеть честно заслуженную боль — по нулям! — авторитетно подтвердила Кравцова.

— В общем, они вам не соперницы! — на всякий случай