Фелиситэ не могла с полной уверенностью утверждать, что он специально дожидался ее появления здесь, и вместо того чтобы прямо обвинить в этом ирландца, она только пробормотала:

— К сожалению, я не могу сказать вам то же самое.

— А жаль. Ведь в будущем нам предстоит проводить довольно много времени вместе.

— Что заставляет вас так думать, полковник? — спросила она, не обращая внимания на служанку, тронувшую ее за руку.

— Я, конечно, могу ошибаться, мадемуазель, но если бы вы не сбежали от меня сразу, подобрав юбки, я взял бы на себя смелость предположить, что вы согласились принять план, с которым я познакомил вас утром.

Решающий момент наступил слишком неожиданно. Стараясь выиграть время, Фелиситэ ответила:

— Неужели тогда вы говорили серьезно?

— Я еще никогда не был так серьезен. — Голос его звучал низко, а лицо сохраняло выражение пристального внимания.

— Почему вы выбрали именно меня? — спросила девушка резким тоном.

— Вы молоды и красивы, — ответил ирландец, — а потом, если помните, вы сами заставили меня обратить на вас внимание.

— Только не с этой целью!

— Насчет этого вы, безусловно, правы, однако теперь ваши слова мало что значат. Скажите, мадемуазель Лафарг, прогуляетесь вы со мной или нет?

По его словам можно было заключить, что он пока не рассчитывал на большее, чем публичное проявление теплых чувств, о чем говорил ей утром: Фелиситэ глубоко вздохнула.

— Похоже, у меня просто не остается другого выбора, полковник Мак-Кормак.

— Жаль, — ответил он, и его голос сразу сделался резким, — однако я вас ни к чему не принуждаю.

— Конечно, вы просто пользуетесь моим положением, не правда ли, полковник? — В карих глазах девушки появилось огорченное выражение.

Ирландец даже не попытался отвести взгляд. Обернувшись, он подал Фелиситэ руку, указав направление, в котором идти.

— Вы правы, именно так я и поступаю.

Итак, договоренность была достигнута, и теперь уже бесполезно спорить о том, как она будет выполняться. Помедлив еще какое-то мгновение, Фелиситэ приняла предложенную ей руку, ощутив под пальцами тонкое сукно мундира, и они отправились на прогулку. Ашанти, вздохнув то ли от облегчения, то ли от безысходности, двинулась следом.

Фелиситэ, несмотря ни на что, неожиданно открылась мужская привлекательность ее спутника: высокий рост, легкость походки, крепкие мускулы под рукавом мундира, подчеркнуто мужская стать. Все это долго казалось ей до того ошеломляющим, до того противоречащим с ее поступком, что она поначалу не обращала внимания на косые взгляды, которые бросали на нее прохожие, и на то, с какой поспешностью они уступали им дорогу. Она, разумеется, представляла себе, что они думают о ней сейчас: дочь мсье Лафарга разгуливает под руку с мерзавцем в красном мундире, с одним из ирландских прихвостней О'Райли, в то время как ее отец томится в тюрьме, и эта мысль заставила ее покраснеть до корней волос. Но она тут же высоко подняла голову. Она ни перед кем не обязана отчитываться за собственное поведение кроме себя самой. И люди когда-нибудь осознают всю мудрость ее поступка. А пока она будет прогуливаться даже с самим дьяволом, если это послужит на благо ее отцу.

Они вышли на набережную, затем по шатким деревянным ступенькам поднялись на длинную и извилистую земляную насыпь. Это сооружение, шириной десять футов наверху и почти двадцать внизу, предназначалось для защиты города от наводнений во время разлива Миссисипи. Сейчас, на исходе августа, уровень воды в реке упал до самой нижней годовой отметки, однако она все равно оставалась широкой и могучей, а противоположный берег был неразличим из-за окутавшей его вечерней дымки. Пахло рыбой, илом и гнилыми водорослями, но ветерок, от которого на воде появлялась легкая рябь, все равно приносил свежесть.

Полковник Мак-Кормак искоса посмотрел на свою спутницу с видом мрачного недоумения.

— Вы всегда такая молчаливая, или я должен отнести это на тот счет, что вам просто трудно найти подходящую тему для разговора?

— Я не знала, что обязана еще и развлекать вас.

— Нет, не обязаны, — ответил ирландец, и его глаза снова сделались холодными, — однако хотя бы внешнее проявление вежливости окажется совсем не лишним.

— Всеми доступными способами, вот чего вы, наверное, желаете. — Фелиситэ с удовольствием отметила, что ее спутник сердито насупил брови, отчего между ними появилась небольшая складка.

— Я желаю, — проговорил он, сделав ударение на последнем слове, — чтобы вы вели себя со мной так же, как и с любым другим знакомым мужчиной.

— Но вы не принадлежите к их числу. — Она выразительно посмотрела на Мак-Кормака. — От вашей доброй воли зависит судьба моего отца.

— Если вашу мысль довести до логического завершения, вежливость покажется просто обязательной.

— Вы мне угрожаете, полковник?

— Если вы решили, что вашего отца будут держать на хлебе и воде из-за того, что вы не сумеете мне угодить, вы ошибаетесь. Каждый человек, мужчина или женщина, должен отвечать только за собственные проступки.

По какой-то непонятной причине эти слова испугали Фелиситэ больше, чем открытый намек на то, что ее отец пострадает, если она окажется несговорчивой. Сейчас она в первую очередь подумала не о грозившей ей опасности, а о том, каким неумолимым голосом произнес эту фразу ее спутник.

— Вы хотите сказать, полковник Мак-Кормак, что решили встретиться со мной из-за того случая с ночным горшком, а не потому, что я просила вас за отца?

Выражение лица ирландца на какой-то момент сделалось непроницаемым.

— У меня есть на это множество самых разнообразных причин, мадемуазель, однако, поскольку мы с вами пришли к соглашению, о них теперь незачем вспоминать.

— Хорошо, — кивнула Фелиситэ после долгого молчания. Продолжать прогулку ей показалось проще и, возможно, даже безопасней, чем углубляться дальше в этот вопрос.

— Пока вы продолжаете оставаться столь сговорчивой, — улыбнулся ирландец с легкой издевкой, — я бы хотел, чтобы вы называли меня Морганом. Такое имя мне дали родители.

Фелиситэ наклонила голову в знак согласия, стараясь не допустить, чтобы он тоже стал называть ее по имени. Однако это ей не удалось.

— Благодарю вас, Фелиситэ. — Мак-Кормак мрачно усмехнулся, ожидая ее реакции.

Девушка бросила на ирландца обжигающий взгляд, однако не стала возражать.

Они продолжали прогуливаться по дамбе, двигаясь теперь в южном направлении. Полковник старался соразмерить свои широкие шаги с медленной походкой девушки. Через некоторое время Фелиситэ поинтересовалась с едкой учтивостью:

— Скажите, как вам понравилась Луизиана?

— Это просто невероятное место, — ответил он, восприняв столь банальный вопрос с едва заметным сухим сарказмом. — Здесь все растет прямо как на дрожжах, буквально на глазах. Я обратил внимание, что здешние сорняки и вьюны за одну ночь становятся на несколько футов длиннее. При такой плодородной почве и теплом климате нет ничего удивительного в том, что здесь вполне можно снимать по три урожая в год.