«Ну, уж нет, голубчик! Фокусов я твоих не потерплю», – подумал Маков и резковато сказал:

– Нет, не сюда садитесь, Павел Александрович. Вот сюда.

Севастьянов тут же пересел и добавил совсем простодушно:

– Называйте меня просто Пашей, ваше высокопревосходительство.

– Хорошо… Паша. К сожалению, взаимной любезностью ответить вам не могу, – ответил Маков довольно ядовито. – Так вот. Расскажите мне обо всём, что вы выполняли в последнее время по заданиям Николая Игнатьевича Филиппова. Только о том, чего нет в официальных рапортах Филиппова.

– Всё рассказать? – задумчиво проговорил Севастьянов. – Так долго же, ваше высокопревосходительство, рассказывать придётся…

– Это ничего. Я потерплю, – мрачно ответил Маков.

* * *

ПЕТЕРБУРГ. ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ, АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН.

Март 1879 года.

«Секретный государственный узник нумер 5» сидел на кровати, оперевшись о край руками. Дверь камеры была распахнута, а в дверях на табуреточке приютился солдат из крепостной охранной команды с гармошкой в руках.

– Хорошо! Молодец! А «Камаринского» можешь?

– Рад стараться! – ответил страж, оправил седые, вразлёт, усы и начал играть. Играл он, действительно, лихо. Пятый нумер даже в ладоши захлопал.

– Хватит, хватит… А то услышат ещё, влетит тебе.

– Никак нет, не влетит! В этот час у нас полное увольнение. Начальник караула, – «музыкант» понизил голос и оглянулся в мрачный сводчатый коридор, – в дежурной части в штосе играет.

– С кем? – удивился узник.

– А с барышнями, – просто ответил солдат.

Узник опять расхохотался, потом погрозил пальцем:

– Ох, распустил я вас! Дойдет до Ганецкого, а то и до генерала Гурко, – он тут наведёт порядки!

– Небось, не наведёт, – солдат вдруг насторожился: вдали раздался окрик часового и загремел замок.

Гармонист быстро поднялся, подхватил под мышку гармонь, другой рукой взял табуреточку и выбежал. Поставив табурет, сказал:

– Должно, и вправду, накликал…

И стал торопливо закрывать дверь.

Только щёлкнул замок, – раздался зычный голос:

– Что здесь такое? Что, чёрт возьми, у тебя в руках?

– Гармония, изволите видеть…

– Изволю! Ты что же это, государственных преступников игрой на гармони развлекаешь, а? Фамилия!

– Гудков!

– Так… Марш к начальнику караула. Скажи: Комаров приказал взять тебя под стражу до особого распоряжения. Понял?

– Так точно, ваше высокоблагородь!

– Да табуретку, дурак, прихвати!.. Распустили вас, скотов…

Дверь снова открылась. Полковник Комаров, одетый в статское – дорогое пальто, белое кашне, цилиндр в руке, – стоял в проходе, глядя на узника. Тот сидел в прежней позе, только взгляд стал другим – горящим, как у волка.

– Ну что, Нечаев, скучаете? – сказал Комаров, входя.

Он закрыл за собой дверь, прошёл к столу, сел на привинченный к полу стул.

– Нет, не скучаю, – каким-то неестественно весёлым голосом ответил Нечаев. – Видите, – мне тут «Камаринского» играют.

– Ну-ну. А почему «Камаринского»?

– А так… сердце-вещун. Вещует.

Комаров хмыкнул. Шумно вздохнул.

– Ну-с, а у нас есть новости.

– Так что же вы про «Камаринского» спрашиваете? – подскочил узник.

– Сидите, Нечаев! – довольно строго прикрикнул Комаров. – Новости есть, но не настолько важные, чтобы вскакивать… Из Вольского уезда Саратовской губернии секретное донесение поступило. Некто Соколов, живший в нигилистической «коммуне» под видом то ли мастерового, то ли офени, выехал в Петербург. И будто бы, согласно агентурным данным, собирается покушаться на жизнь Его Величества.

Нечаев сжал бледные узкие кулаки.

– Давно бы так… И когда?

– Про это бы и хотелось узнать. Да вы его, Соколова-то, знаете?

– Нет. Это кличка. Но я узнаю.

– Узнайте, сделайте одолжение. Да поскорей.

– Поскорей! – повторил Нечаев. – Это вам надо торопиться, а не мне! Мне-то здесь торопиться некуда!

– Ну, знаете что…

– Что?

Комаров натужно кашлянул.

– Соколов этот в наши планы никак не входит. Он тут такого может наворотить – вообще все планы рухнут.

Нечаев как-то весело пристукнул ладонями:

– А вы ему динамиту подбросьте! Это такая идея… Хотите – даже кусочек могу лично вам одолжить… Ну, немного – фунтов пять…

Комаров взопрел в своем пальто:

– И откуда же у вас тут, Нечаев, динамит? В крепости-то, а?

– А я из-за границы привёз, – просто ответил Нечаев. – Я ведь там с серьёзными людьми встречался, и учился даже! Вся Европа только бомбами с динамитом тогда и бредила! А уж после Орсиниевых взрывов…

Комаров сердито побарабанил пальцами:

– Покажите!

Нечаев деловито – будто только того и ждал – вынул из-под матраца тряпочку с глинистым на вид составом.

– Что это? – буркнул Комаров. – Глина какая-то…

Нечаев неожиданно поднёс к лицу Комарова тряпочку:

– Да эта тряпка экспресс с рельсов собьёт! Да вы на войне-то бывали?

Нечаев остановился в видимом волнении.

– И вы, видимо, бывали, – не удержавшись, съязвил Комаров, не сводя глаз с куска динамита.

– Не бывал, – согласился Нечаева. – Но видел, как в Швейцарии тоннели в скалах делают! Всунут в дырочку горсточку вот такого же динамита, вставят запал – и бац! Скала в клочья!

– Ладно-с, – Комаров поднялся. – Идею вашу о динамите я подброшу. Только уж туннели тут, в крепости, не устраивайте.

– Постараюсь, – без улыбки сказал Нечаев. – И вы уж постарайтесь, чтобы ваши делом занялись.

– Нечаев! – грозно окрикнул Комаров, поднимаясь.

– Что-с? – издевательски привстал Нечаев.

Комаров побагровел:

– Не забывайтесь!

Нечаев тихо засмеялся. Махнул рукой.

– Дайте-ка мне лучше бумаги и карандаш. Вы же принесли?

Комаров насупился.

– Сами найдёте. У вас тут, я вижу, целый эскадрон помощников.

– Ладно, найду, – легко согласился Нечаев. – Напишу записку Дворнику, спрошу об этом Соколове…