Молодожены отправились обратно на поезде, преодолев всю страну, и прибыли в Нью-Йорк в разгар рождественских продаж. Они въехали в крошечную квартиру на Манхэттене на Девяносто Шестой улице, между Лексингтон-авеню и Пятой авеню, неподалеку от озера Центрального парка. С другой стороны парка остались бывшие апартаменты Ли в отеле «Аламак». Для парня, выросшего в городе и ютившегося по тесным квартирам, это место казалось хоромами. Он и Джоан обустроились, завели двух собак кокер-спаниелей по кличке Гамлет и Гекуба.

Два года спустя умерла мать Ли. Ларри – его пятнадцатилетнему брату – нужно было где-то жить, так что он подселился к молодой паре. Им потребовалось новое просторное жилище, и маленькая семья переехала в городок на Лонг-Айленде, купив восьмикомнатный дом на Уэст-Бродвей в Хьюлетт-Харбор. Они приобрели зеленый «Бьюик» с откидным верхом, которым раньше обладал пилот «Голубых Ангелов». На радиаторе красовалось изображение «огромной женщины с крыльями»[106].

Ли и Джоан наслаждались плодами его успешной карьеры (как и многие мужчины в конце 1940-х – начале 1950-х, он не хотел, чтобы Джоан работала). В 1951 году пара и их маленькая дочь Джоан Силия (девочка, родившаяся ранее в 1950 году, получила прозвище Маленькая Джоан (Little Joan), а во взрослом возрасте она стала ДжейСи – (J.C.) переехали в дом неподалеку, по адресу 266 Ричардс-Лейн в Хьюлетт-Харбор. Стэн и Джоан полюбили дом за старинный шарм, ведь он был построен двадцать пять лет назад. Имя улицы позже вдохновило Ли назвать главу Фантастической четверки Ридом Ричардсом[107].

Всего в нескольких милях от них жил Мартин Гудмен и его семья. Дети Гудмена проводили много времени в доме Ли. Сын Гудмена Иден даже учился вождению на заднем дворе Ли[108]. Хотя художник дистанцировался от своего босса-родственника и, казалось, прекратил общение, многие свидетельства говорят, что они оставались близки. Семье Ли понадобилась поддержка их родственников и близких, когда родился второй ребенок, дочка по имени Джен, которая умерла через три дня после рождения в 1953 году. Но Стэну и Джоан удалось преодолеть горе и построить стабильную счастливую семью.

Дом в Хьюлетт-Харбор окружали два акра земли, внутри у Ли был личный кабинет для работы. После переезда на Лонг-Айленд Ли стал час добираться до работы на Манхэттене, чтобы встретиться с художниками и просмотреть готовые страницы, но вскоре он стал приезжать в офис один-два дня в неделю. Оставаясь на Лонг-Айленде, Ли мог работать более эффективно и создавать комиксы, укладываясь в плотный график. Так как он должен был руководить офисными и внештатными сотрудниками, а также давать добро на иллюстрации и сценарии, несколько свободных часов в неделю давали ему большое преимущество. Стратегия Гудмена состояла в том, чтобы затопить рынок печатных изданий комиксами. От Ли требовалось создать цунами.

Ли также чувствовал себя лучше, проводя время с семьей. В теплые дни он переносил свою печатную машинку в сад и устанавливал ее на каменном столике, чтобы печатать сценарии стоя. Джоан приобрела маленький круглый пластиковый бассейн, который семья использовала, когда летнее солнце нагревало воду. Ли шутил, что он мог «проплыть» весь бассейн в один заход. Позже в офисе Timely он будет шутить с коллегами: «В день я проплывал бассейн 100 раз»[109].

Ли неустанно делал деньги, чтобы поддерживать высокий статус семьи. Он с головой уходил в написание сценариев, редактуру и руководство художественным отделом. Хотя его часто посещали мечты о славе и он мог странно вести себя, внезапно запрыгивая на офисный стол, чтобы показать впечатленным художникам, как должна выглядеть та или иная сцена, Ли стал энергичным, вдохновляющим и мудрым главным редактором.

Чем больше сценариев он писал, тем больше его ценил Гудмен и тем выше были бонусы, которые он получал за работу. Его семья процветала. Талантливый и усердный, Ли быстро писал и наслаждался позицией босса, но ему все равно не удавалось перебороть депрессивные мысли и беспокойство о будущем. Ли называл то время «годы лимбо». Казалось, что он не мог сойти с колеи: «Я шел в офис, приходил домой и начинал писать, на выходных и вечерами. Между написанием историй я ужинал с Джоан, немного играл с малышкой Джоани, осматривал машины»[110]. Деньги позволяли Ли жить в достатке, но чтобы семейный бюджет не истощался, ему приходилось работать без остановки.

Когда страна перешла от послевоенной эйфории к страху холодной войны, а эра Трумэна сменилась эпохой Айка, Ли смог достичь того, о чем мечтал любой американец, – у него была стабильная работа, крепкая семья и собственный дом. Но как и многие другие работяги, он считал, что работа не приносит ему радости. Хотя ему и нравилось работать один на один с персоналом Timely, ему приходилось терпеть постоянное напряжение в офисе.

Что еще важнее, его раздражало мнение, что создание комиксов не является «настоящей» работой. В результате Ли ставил под сомнение свое будущее в индустрии комиксов. Когда у него находилось время, он пытался писать на стороне, оставив многие работы без авторства, и ждал шанса уйти из бизнеса.

Ли не был уверен в том, что делать дальше.

Ли за своим письменным столом (около 1950 г.). Stan Lee Papers, Box 145, American Heritage Center, University of Wyoming

Книги комиксов горели!

По всей Америке на городских площадях, на парковках перед церквями и на школьных спортивных полях люди разжигали костры. Взрослые ополчились на комиксы и заставляли детей и подростков отказаться от чтения комиксов, которые те любили и с радостью покупали на карманные деньги. Сжигая комиксы, дым от которых поднимался в небо, родители и дети словно предупреждали издателей и акционеров в Нью-Йорке, что больше не собираются это терпеть!

«Преступные или сексуально извращенные идеи… атмосфера предательства, обмана и жестокости» – комиксы навязывали юным умам порочные мысли, по мнению инквизитора комиксов Фредерика Вертхэма, знаменитого психиатра и автора полемической книги «Соблазнение невинных»[111], изданной в 1945 году. Вертхэм начал свою кампанию в конце 1940-х, постоянно выступая против создателей комиксов и их творений в каждой сколько-нибудь популярной газете, на любой конференции или радиопрограмме. Он заявлял, что это позор для нации, опасный порок американской культуры, который нужно искоренить. Для него книги комиксов были проводниками зла, которые превосходили по воображаемой жестокости, числу убийств и размаху разрушений идеи самого Адольфа Гитлера.