Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она глянула на него недоверчиво.
— Не верь ушам своим, глазам своим и здравому смыслу своему?
— Почему же, верь. У меня в самом деле музыкальное образование. Консерватория, дирижер-хоровик. Но не все, кто заканчивал консу, становятся профессиональными музыкантами.
— Не вешай мне на уши спагетти, — покачала головой Карина, но уже без серьезной злости. Скорее устало. — Ваня — точно профи, по нему за километр видно.
— Ага. Ванька музыкант. Лев тоже. Ну… я в целом понимаю, почему ты не хочешь связываться с шоуменами. Специфическая публика.
— Специфическая, дальше некуда, — пробормотала Карина, опустив взгляд.
Кажется, ей стало стыдно. Не то чтобы Сергей этого хотел… и не то чтобы ему было не стыдно ей врать, но… Не терять же ее из-за какого-то козла! И вообще. Того козла он тоже найдет. И заставит пожалеть о своем козлином поведении. Потом.
— Ну, Ванька-то явно не тот, кто тебя обидел. Он отличный парень. Да ты же сама видела. Ванька… ему тяжело. У него второй ребенок только родился, жена с детьми в Москве, у самого работа здесь, мотается туда-сюда.
— А Лев?.. — что-то для себя решив такое, что Сергей мысленно перекрестился и поплевал через левое плечо, спросила Карина.
— А Лев по-тихому организовал еще три недели неземного счастья. Чес по побережью. Причем договорился несколько месяцев назад, а сообщил вот только что. Сюрпри-из! — зло передразнил его Сергей.
— А ты тут причем?
— При том, что они — мои друзья.
— И вы совершенно случайно оказались в одном городе…
Доверия в ее тоне не было ни на грош, и Сергей мысленно побился головой о стенку. Как же сложно врать-то! Особенно тому, кому врать не хочешь и чье мнение для тебя важно. Черт бы побрал эту дурацкую ситуацию. Но ничего. Она скоро убедится, что он совсем не такой, как тот обидевший ее козел. И тогда он скажет правду. Она поймет, обязательно поймет, что он не хотел ее обманывать — но еще больше не хотел терять.
— Не случайно. Я же говорил, что моя работа связана с чужими пьянками. Организация корпоративов, все такое. Вот как-то так и получилось, что я свел их с Томбасовым, а он взял за привычку таскать за собой придворных музыкантов. На удачу.
— Придворные музыканты на удачу. Прелесть какая, — улыбнулась Карина.
— Почему бы и нет? Хотя летний отпуск, конечно, накрылся. Накрылся бы, если б не ты. Знаешь, я готов поехать хоть в Сахару, если там будешь ты.
Он неторопливо протянул руку и коснулся ее щеки. Очень аккуратно. И она, о счастье, позволила.
Сергею резко захотелось сбацать на радостях что-то типа Бонечкиного танца пьяных осьминогов. Или канкана. Или…
— Сахара это немножко слишком. — Она накрыла его руку своей ладонью и прямо посмотрела ему в глаза. — Я… извини. Просто это было так…
— Непростой день, ага, — согласился он и притянул Карину к себе. — И домой нам все же пора. Пойдем?
Она молча кивнула и прижалась щекой к его плечу, позволяя обнять себя. Так они и шли — по дорожкам парка, по улицам, полным света, музыки и пьяно-радостных туристов, к пафосно подсвеченному бело-золотому особнячку, похожему на помесь свадебного торта с золотым унитазом. Сергей невольно вспомнил кошмар, сотворенный в его доме фирмой «Барвиха Стайл», и решил, что та дизайнерша — наверняка духовная сестра здешнего Марата. Отлично бы сработались.
— Ее нет, — тихо и удивленно шепнула Карина, а потом резко вывернулась из его объятий, прошагала к пустой парковке и там, уперев руку в бок, заорала: — Ты, сукин сын, куда ты дел мою машину?!
Моя эрогенная зона — мужское: «Я с этим разберусь»
О… Да-а-а-а…
Карина
Мысленно я кричала, крушила и ломала. Разгромила все, до чего дотянулись руки и коснулся взгляд. И вместо помпезной дурацкой убогости передо мной раскинулась шикарная стойплощадка — как роскошный холст, на котором я… ох и развернулась! Развернулась бы.
На самом деле я застыла, не в силах пошевелиться. Да что там пошевелиться. Я вздохнуть полной грудью не могла — хватала воздух крошечными глоточками, словно тонула.
Да как он посмел… Мою девочку, мою машину…
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу.
Но что этому чванливо-похотливому уроду мои крики или моя ненависть. Так, посмеяться.
Меня окутала пустота. Не ночь, не тьма… А что-то безлико-душное, совершенно бесцветное, но липкое и противное.
Закричать бы. Заплакать. Но…
Только чьи-то руки удерживают. От них идет легкое тепло. И волнение. Волнение за меня?
— Карина…
— Что? — шепчут губы. Почему-то безвольно. Странно. Никогда так не было.
— Карин…
И чей-то шамкающий недовольный вопль:
— Че надо? А ну, пошли отсюда! Я милицию вызову.
— Слушай, дед, — раздается надо мной. — Аптечка есть? Ну, успокоительные какие-нибудь? Видишь, плохо человеку.
— Водка есть, — сообщают уже задумчиво.
— Неси.
Через минуту я делаю глоток. Что-то гадкое и — главное — теплое летит вниз по пищеводу.
— А-а-ах! — выдыхаю я… И понимаю, что снова могу дышать. Сипло, правда, но! У меня получается. Хриплю: — Спасибо.
— Да не за что, доню, — смущенно отвечает дед. — Ты чего орала, как оглашенная?
— Машину угнали, — поясняет Серый. — Белая такая, ауди. Тут у вас была.
И я не успеваю удивиться, как он и номера называет.
— Тю-у, та не угнали ее. Маратик бегал, суетился. Глазенками своими сверкал, да верещал как резаный. На эвакуаторе увезли. Гайцы.
— О, — обнимает меня покрепче Серый. — Всего-то. Спасибо, дед, будь здоров.
— Спасибо, — шепчу я, прикидывая, во сколько мне обойдутся хлопоты знойного мужчины.
Купюра из рук Серого деликатно перекочевывает деду в карман.
— Слушай, — рокочет он, — у меня предложение.
— Какое?
— Давай этот сумасшедший день уже закончится.
— А… как же…
— Твоя девочка завтра утром будет ждать под окнами. А сейчас мы просто поедем домой.
И меня накрывает теплой волной. Я привстаю на цыпочки и целую его, держа обеими ладонями шершавый подбородок.
— Я с ума сойду! — выдыхает Серый, сжимая меня до хруста ребер.
И целует в ответ. И отчего-то смеется. Мне хочется спросить — почему такое безобразие, но коснуться губами этого смеха, этого счастья, зачерпнуть из его эмоций света — намного важнее. И я просто не могу оторваться… пока не заканчивается воздух.