Арутюнов усмехнулся, а Вика ответила:

– На спиртовке я могу прокипятить только ножницы. Гарамов вздохнул, молча развязал сверток. Стал выкладывать на скамейку то, что лежало сверху: свою гимнастерку, брюки, воткнутые один в другой сапоги. Оставшееся в свертке протянул Вике.

– Что это?

Гарамов вместо ответа пожал плечами. Под взглядами остальных Вика развернула светлую ткань – это оказалось длинное платье с золотым русским орнаментом. Под платьем были сложены новые лаковые туфли на высоком каблуке.

– Товарищ капитан? – Вика взяла одну туфлю. Зачем-то посмотрела ее на свет. – Туфли?

– Пройдите в носовую часть и переоденьтесь.

– Зачем?

– Переоденьтесь. Я потом объясню.

– Пожалуйста. – Вика взяла туфли и платье.

– Давай, давай, сестренка, – сказал бортмеханик.

Вика пошла к кабине.

– Ну и дела. – Радист чмокнул. Крикнул весело, придуриваясь: – Товарищ сержант, возьмите меня!

Но Гарамов глянул на него так, что радист осекся. Дверь за Викой захлопнулась.

– Товарищи. Переодеться меня и медсестру заставляют обстоятельства, сейчас объясню какие. Японцы чувствуют, что вот-вот будет капитуляция. Они, как я понял, все тут готовы продать друг друга с потрохами. Я вошел в контакт с директором этого отеля, он то ли агент, то ли черт его знает что. Нахапал тут, кажется, за войну целое состояние. А теперь, когда прижали, хочет драпать на нашем самолете. Предложил сделку: за то, что мы возьмем на борт его и еще пятерых, а потом высадим их где-нибудь в глухом месте, обещал достать нам горючее, рацию, и вообще – помочь улететь.

– Ну и что вы? – сказал штурман.

– Я согласился.

– Сколько горючего? – спросил бортмеханик.

– Полные баки. – Гарамов оглядел всех. – Думаю, что я поступил правильно.

Долго никто не отвечал.

– Еще бы нет, – наконец сказал второй пилот.

– Сидеть здесь и ждать, пока они нас перестреляют? Во! – Радист показал сжатый кулак.

– Тише, – сказал бортмеханик.

– Прости, Евсеич. – Радист отвернулся, посмотрел в сторону кабины.

Штурман покачал ладонью, будто что-то взвешивал.

– Директор и еще пятеро, говорите? Не много ли? А вдруг они начнут палить?

– Один есть нюанс, – сказал Гарамов.

– Какой?

– Если учесть, что одного из этих пятерых директор оставляет нам, – не много.

– То есть как оставляет? – спросил штурман.

– Так, оставляет, – ответил Гарамов. – В подарок.

– Важную птицу, что ли? – удивился бортмеханик.

Второй пилот хлопнул себя по коленям.

– Да что нам пятеро, – сказал радист. – Возьмем. Сюда же пятьдесят влезает.

– А вдруг этот директор нас обманет? – спросил Арутюнов. – Вы подумали об этом?

– Предложите другое, – отозвался Гарамов. – Не знаю, обманет он нас или нет, но другого выхода пока я не вижу, товарищ военврач.

– С другой стороны, зачем ему нас обманывать? – Штурман оглядел всех. – Он ведь мог сразу вызвать охрану, и все. Перестреляли бы нас как миленьких.

– Фрак это что, директор придумал? – спросил бортмеханик.

– Директор.

– В общем, он прав, – сказал штурман. – Не в форме же советской здесь ходить.

– Значит, гнездышко себе отлудили, – усмехнулся второй пилот. – Ну, япошки. Любят пожить.

– Пляж мировой. Я бы… – Радист вдруг застыл на полуслове, глядя в сторону кабины. Все повернулись.

Вика стояла у двери в светлом платье с золотым шитьем, придерживая рукой такие же золотые рассыпающиеся волосы. Она оказалась вдруг стройной и легкой, и у Гарамова перехватило дыхание.

Платье было ей в самый раз. Длинное, обхватывающее фигуру и расширяющееся книзу; по стоячему воротнику спускался русский старинный узор, расходился дальше узкой цепочкой и растекался лампасом по длинным рукавам и каймой по подолу.

– Ну как? – Вика оглядела всех. – Ничего?

Штурман застонал.

– Да перестаньте. – Вика покраснела. – Длинное?

– Где я? – Штурман закрыл на секунду лицо. Отнял руки. – Кто это такая? Сестричка, да вы же ангел. Вы даже не представляете. Феерия.

– Ладно вам, капитан, – сказал второй пилот. – Что там, не смущайте девушку. Платье как платье.

– Дубина ты, Володя. «Платье как платье», – передразнил его штурман.

– Перестаньте, ребята. Научите лучше, что с волосами делать, у меня нет ни одной шпильки. – Вика стояла у кабины и растерянно улыбалась. Шагнула вперед и чуть не упала. Все невольно подались к ней, будто одновременно хотели поддержать. Она скривила по-детски губы: – На каблуках совсем разучилась.

Вика по очереди посмотрела на всех. И опять Гарамов ощутил что-то вроде ревности.

– У вас есть лента? – спросил он.

– Конечно. В сумке.

Бережно поддернув платье, Вика присела и стала рыться в вещмешке. Достала ленту, наспех повязала волосы. Поймала взгляд Арутюнова. Кивнула.

– Полный порядок, – ответил военврач.

Вика, опустив глаза и явно тяготясь тем, что сейчас все на нее смотрят, стала собирать инструменты в большую санитарную сумку.

– Товарищи. – Гарамов кашлянул. – Наблюдение вести так же, как раньше. Вас, капитан, прошу проследить. И еще – никто не должен без согласования со мной выходить из самолета. И вообще как-то демаскировать себя. Я иду выяснить обстановку. Еда у вас пока есть, вода тоже. Медсестра вернется, как только сделает все необходимое.

Он повернулся к Вике. Она уже набила сумку до отказа и выпрямилась.

– Все взяли? – спросил Арутюнов.

– Все.

– А кохерные зажимы?

– Товарищ военврач, ну что вы. Все взяла.

– А турунды?

– И турунды взяла, резиновые. А марлевые у нас в индпакетах.

– А пистолет? – сказал Гарамов.

– Ой… – Вика сморщилась. – Забыла.

– А надо бы взять. Все-таки идем к врагу.

Вика повернулась. На подламывающихся каблуках прошла в кабину. Побыла там она, как показалось Гарамову, секунду и тут же вернулась, легко прихватив по дороге сумку со сложенными медикаментами. Гарамов попробовал взять у нее груз, но она отклонила его руку. Сергей открыл дверь. Вика поймала его изучающий взгляд, сказала шепотом, так, чтобы никто не слышал:

– Спрятала, товарищ капитан.

Гарамов все так же оглядывал ее, пытаясь понять, куда же она спрятала пистолет, думал, что если в сумку, то не годится. Ее можно легко выхватить. Вика поняла его взгляд, задержавшийся на груди, протянула жалобно: