дорога. Как же вышло, что тебя всему этому отец не научил? — Клин развел руками. — Да у тебя никак мозоли! Парень, ты чего это дрова взялся колоть с такими руками?

На шум вышла хозяйка дома.

— Здравствуй, Корен. Что тут у вас?

— Да вот с пареньком твоим разговорился. Видала, у него руки такие, будто труда отродясь не знали.

— Да. — Сказал Клин. — Но вы знаете, я не от хорошей жизни в работники подался.

Женщина сострадательно спросила:

— Что с твоими родными, живы ли они?

Клин не знал, что ответить. Отчего-то ему стало вдруг очень больно и слезы полились из глаз.

— Эк ты какой, парень… — Начал мужчина.

— А ну-ка замолкни, Корен. Видишь же, у мальчика горе. — Женщина обняла Клина. Он не знал, что сказать. Не знал, как себя вести. Он просто уткнулся в теплое плечо и плакал навзрыд.

Этого оказалось достаточно. Ему выделили постель и кормили едой, не задавая вопросов. Порой госпожа Рибо пыталась выяснить, кому она дала приют и позволила помогать по дому, но Клин не говорил, что просто не знает, кто такой. С первого вопроса на этот счет он вдруг почувствовал, что не стоит говорить правду. Он рассказал, что заблудился и не знает, куда забрел. Госпожа Рибо рассказала о поселке, об окружающей местности, даже о ближайшем городе.

Еще Клин дал понять, что действительно не знает многого о работе руками. Ему посоветовали выбрать, что нравится делать, и пойти работать подмастерьем.

Клин учился. Каждый день был полон открытий. Он узнавал, как вести домашние дела, как ухаживать за огородом и убирать урожай. Все это было ново и интересно, но вскоре переставало быть незнакомым. И вдруг Клин почувствовал нечто новое. С момента пробуждения в палатке все, что он слышал и узнавал, радовало его. Но почему-то постепенно рассказы о крестьянской жизни перестали увлекать его. Он понял, что знает слишком много про каждый день, который проживает в доме госпожи Рибо, и отчего-то больше не рад. Он очень хотел вернуть чувство радости новому, почему-то все, что происходило с ним, больше не было таким ярким и удивительным, как утро в поле. Он искал способ, как снова пережить то состояние. Он узнал, что крестьяне живут по годовому циклу и начал спрашивать про хранение зерна, заготовку продуктов, про все, что приходило в голову. Ему нравилось понимать, как все это работает и иногда он забывал сравнивать свою жизнь с утром в поле.

Рибо ему нравилась, она заботилась о нем и честно старалась научить как можно большему. Шли дни, и она начала относиться к нему, как к члену семьи.

Но однажды утром Клин почувствовал, что у него больше нет вопросов. За весь день он ничем не обрадовался. Когда стемнело собрал вещи и тихо ушел в ночь.

Клин был совсем другим тогда. Он многое пережил, и те спокойные дни в доме госпожи Рибо, такие нормальные и счастливые, стали неотличимы для него от утра в поле. Иногда он мечтал, как не ушел от госпожи Рибо и представлял спокойную и счастливую жизнь у нее. Думая об этом, он искренне верил, что смог бы, если бы только знал, сколько трудностей, а не только вдохновения и радостей, таит мир вне уютной и спокойной общины, где он нашел приют когда-то давно.

Рынок ожидаемо оказался пуст, и он поехал в трактир. Сейчас Клин был в образе уроженца западных стран, в котором его знали в городе. Так он привлекал внимание своей одеждой, за которой скрывались приметы внешности — темная кожа и ярко-зеленые глаза. Если бы горожан попросили описать его, они рассказали бы про чудной кафтан и прямые, без привычной в местных землях вышивки, штаны. Так Клин умел прятаться на виду, с минимумом маскировки.

Наряд ему не шел, но на западе шили штаны с карманами. Клин не понимал, почему все так не шьют. Это же так удобно. Может быть, стоило открыть свою мастерскую по пошиву штанов с карманами?

Может быть этим он и займется. Когда выберется из города.

И все же большое количество еды про запас могло привлечь лишнее внимание и вызвать вопросы на выходе из Стебиндеса. В другой ситуации Клин нашел бы способ миновать ворота, но город стоял на острове, вместе с ограничением на въезд запретили лодкам отплывать без специального разрешения, а выбираться вплавь было неразумным.

Трактир выглядел подходящим местом, чтобы собраться с мыслями и выбрать подходящий образ на выезд и дорогу. Решив, что раз он все равно меняет роль, можно купить съестное и в качестве уроженца западных стран, Клин отправился в наиболее приличной в городе трактир с желанием пообедать, подумать и может быть разжиться не только припасами, но и новой ролью. Он оставил лошадь у коновязи и вошел внутрь.

Трактирщик был занят, разговаривал с какими-то приезжими, судя по одежде, из Корена. Клин подошел к ним, заодно осматриваясь.

Задумчивое настроение как рукой сняло.

Похоже, он недооценил громкость гудения.

Официанток в зале не было.

Не смотря на то, что была середина дня, трактир был почти пустой. Немногочисленные посетители тихо переговаривались, Клин видел в их лицах тревогу.

Да неужели опоздал.

— Любезный, чем вас угостить? — окликнул его трактирщик.

Трактирщик был низкорослый и стройный, что для его профессии было довольно нехарактерно. Его звали Перридон, и Клин недоумевал, как он ведет дела так удачно, с его странным именем и добрыми кроткими глазами.

Сейчас трактирщик выглядел растерянным.

— Ничего, Перридон, договори. Я не тороплюсь.

— Это хорошо, а то со всеми этими ограничениями на въезд как раз ничего то у меня и есть.

Только не это.

— Да быть того не может, что, и куска хлеба не найдется?

— Может и будет где-то в закромах, да только его мышь погрызла.

Кажется, Перридон просто хочет избавиться от назойливых собеседников. Коренчане не перебивали нас, наоборот, тот, что повыше, нагнулся ко второму и что-то тихо спросил у него. Его собеседник, владелец прекрасной окладистой бороды, спросил:

— Достопочтенный трактирщик, мы последние несколько дней как-то погрязли в