Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда веселье стихло, он спросил:
— Настроение улучшилось?
— Да, — ответила Николь и улыбнулась ему в первый раз с той минуты, как Патрик вошел в комнату. — Откуда кофе? Неужели с кухни?
— Да. Но с моей, — уточнил Патрик, потому что в ресторане в те дни царил настоящий разгром. — Ну, будешь есть сама или тебя покормить?
Николь хотела вновь запротестовать, но тут их взгляды встретились.
— Думаю, что теперь я сама справлюсь, — сказала она.
— Рад это слышать. — Он передал ей чашку и подвинул поднос поближе к Николь.
Когда устанавливал поднос поустойчивее, его пальцы случайно коснулись бедер Николь. Он сразу вспомнил, как нес ее на руках, и у него появилось желание повторить это снова, но Патрик сдержался. Он поспешно сжал пальцы в кулак, после чего пересел на дальний конец кровати.
Николь вопросительно поглядела на него: ее удивляло, что Патрик все еще оставался в комнате. Ведь она же согласилась выполнить его просьбу. К чему теперь контролировать ее?
Он догадался, о чем думала в ту минуту девушка, и решил рассеять ее сомнения.
— Мадам Рено много спрашивала о тебе и попросила проследить, чтобы ты съела все до конца.
Похоже, эти двое друг друга стоят, мелькнуло в голове Николь. О чем она не замедлила сообщить:
— Сдается мне, мадам Рено такая же упрямая, как и ты.
— Ну уж кто бы говорил…
— Я сильная и волевая, а не упрямая.
Патрик засмеялся и потряс головой. Вряд ли Николь реально отдает отчет в своих словах, подумал он.
— В это верится с трудом.
Она пожала плечами.
— Знаешь, тебе необязательно оставаться здесь и следить за мной. Я все съем. — Николь подняла руку в торжественном жесте. — Клянусь!
Но Патрик не собирался уходить.
— Мадам Рено была бы очень рада, если бы услышала тебя сейчас.
Он прислонился к спинке кровати, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Даже на таком расстоянии он чувствовал приятный запах, исходивший от девушки.
— Мне сейчас не нужно никуда торопиться, — продолжил он. — «Прелесть» моей работы заключается в том, что все меня разыскивают на протяжении двадцати четырех часов в сутки. И надо уметь скрыться так удачно, чтобы никто тебя не нашел. — Он улыбнулся, вглядываясь в лицо Николь. — А теперь скажи честно, как ты себя чувствуешь.
— Если честно, то скверно. — Она поставила опустевшую чашку на блюдце.
Патрик перенес поднос на тумбочку. Он собирался забрать его, когда будет выходить. Затем снова сел на кровать.
— Так уж и скверно? А по тебе не скажешь: чуть бледная, но от этого не менее привлекательная.
И чертовски сексапильная.
— Спасибо, — ответила Николь, смущаясь, как маленькая девочка, которой впервые в жизни сделали комплимент. — Отвратительно, что я оказалась такой беспомощной.
— Беспомощной? — с еле заметной улыбкой переспросил Патрик.
Она кивнула.
— Итак, если я тебя поцелую, — медленно начал он, — у тебя не хватит сил наброситься на меня с кулаками?
— Я, вероятно, даже не смогу оттолкнуть тебя. — Николь не понимала, как такие слова слетели у нее с языка, но почему-то не жалела о них.
Патрик придвинулся ближе.
— Трудно в это поверить.
— Попробуй и сам убедишься, — тихо проговорила она.
Он взял ее лицо в ладони. И Николь ощутила его дыхание на своих разомкнувшихся устах. Затем он поцеловал ее.
Поцелуй поразил Николь своей нежностью. Как только их губы соприкоснулись, Патрик подался вперед, горя желанием обнять девушку.
Николь не выказывала никакого сопротивления. И он с благоговением наслаждался поцелуем, но, едва поняв, что хочет большего, тут же отстранился.
— Спасибо, — тихо проговорил он, медленно приходя в себя и пытаясь обуздать возбуждение, — что не ударила меня.
Николь почувствовала, как по ее телу разливается сладостное томление, и испугалась.
— Тебе крупно повезло. В следующий раз советую не рисковать.
Патрик нехотя поднялся с кровати.
— Раз уж ты такая беззащитная, может, выставить охрану перед дверью номера?
Николь была благодарна ему за то, что он не воспользовался ее слабостью, и улыбнулась.
— Тебя охрана все равно пропустить. А больше я никого не боюсь.
Патрик сделал усилие над собой и направился к двери.
— Я приду проведать тебя через пару часиков. — Он указал на телефон. — Позвони, если понадоблюсь.
Позвони… Нельзя по телефону заказать то, чего ей не хватает. Даже природе не под силу выполнить ее самое заветное желание.
Она обречена на одиночество. Эта мысль металась в ее мозгу, как норовистая лошадь, не желающая подчиниться воле всадника. Николь чувствовала себя то взмывающей ввысь, то падающей в пропасть. Ей хотелось любить так же страстно, как другие женщины. И чтобы ее тоже любили — безумно и безудержно. Но если первое было ей по силам, по второе заказано. Таких, как она, не любят.
Убитая горем, Николь уткнулась лицом в подушку и зарыдала.
Стоя в маленьком закутке, отделенном от строительного бедлама, Патрик расставлял блюда на подносе. Из дома он принес изящную вазочку из прозрачного стекла, в которую поставил букетик фиалок. Теперь он красовался в центре подноса.
С того момента, как Николь слегла, Патрик взял на себя функции сиделки. Правда он не питал никаких иллюзий насчет своих способностей в этом деле. Но ему не только не терпелось помочь Николь выздороветь, он хотел почаще видеть ее.
Гийом был прав: он нуждается в жене и детях. Они ему так же необходимы, как воздух, которым он дышит, как успех в бизнесе, к которому он стремится. Собственно, все, чего он хотел достичь в жизни, — это создать семью, прожить жизнь с любимой женщиной, вырастить детей…
Закончив сервировку обеда, Патрик отправился знакомым путем.
Остановившись у нужной двери, он постучал.
— Кто там? — послышался голос Николь.
— Патрик.
— Убирайся!
Он в недоумении уставился на дверь.
— Но я принес обед.
— А я не хочу есть!
Опять все сначала.
— Прекрати валять дурака, Николь.
Не успел он это сказать, как дверь распахнулась. На пороге на одной ноге стояла Николь, другую, забинтованную, она держала на весу.
— Что ты сказал?
Патрик толкнул дверь плечом и вошел в номер.
— Нет смысла повторять, раз ты послушалась.
Он поставил поднос на кофейный столик и обернулся взглянуть на Николь. Она была одета в шелковую ночную сорочку, прекрасно обрисовывавшую стройную фигуру. Во рту у него мгновенно пересохло.
Николь доковыляла до кресла, уселась и принялась за еду.
— Ты же говорила, что не хочешь есть, — ехидным тоном заметил Патрик, устраиваясь напротив.
— Я передумала. Капризы — одна из женских привилегий.
Покончив с обедом, Николь почувствовала