Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысли от водки путались, зато текли по ней легко, как по солидолу. Фёдор любил американские книги про «потерянное поколение» и вечерами полярного дня пытался перечитывать их: чтобы разобраться в настоящем Родины через прошлое чужой страны. Старший помощник, ага! Самому бы кто помог…
Лёва наверняка хорошо понимал Федю, хоть из Северодвинска уехал ещё при Брежневе. Мехмат, богема, группа «Левиафан» и песни про море. Фёдор остался на родине и по морю ходил, только не как Иисус.
— Вот ты, Федя, говоришь: детство…
— Я говорю?
— Ну, может быть, и не говоришь. Думаешь. Про потерянность всю эту, про туман демократии. А помнишь, как мы пионерами в Карелию ездили?
— В детский лагерь-то?
— В него.
— Вроде припоминаю… — Фёдор почесал рано наметившуюся лысину. — Я вообще-то детство помню плохо, если по чесноку. Где-то только с тех пор. Сколько нам было… мне двенадцать. Значит, тебе…
— Я детство только теперь понимать начал. Многие вещи, которые с нами тогда случились: где Индия помогла, где книги, где… ну, это самое. Зелья по Кастанеде. Припоминаешь, как мы тогда в лесу заблудились? Понесла нелёгкая в индейцев играть, до темноты к лагерю выйти не смогли?
— Ага! Женщина нас какая-то вывела. Рыжая.
— Надо же, не забыл. Ладно… давно дело было, это я просто к слову. Образ, знаешь… образами поэты мыслят. Напомни, как ледокол ваш называется? «Вольга»?
— «Вольга».
— Прям на нём к острову пойдём?
— Ну, Лёва, ты ж сам договаривался. На «Вольге» так на «Вольге», мне только в радость друга сопроводить. А зачем тебе на Личутинский корг?
— Вот и командиры в части удивлялись: зачем это вам, товарищ музыкант, на Личутинский корг? Новая Земля, мол, не туристическое место. Напряглись. Может, подумали — я их секреты военные разнюхиваю… чудесные люди! Глядят в прицел.
— Ну, полигоны-то и «вэчэ» всякие от корга далековато. Просто местечко само по себе стрёмное.
— Чем же стрёмное?
— Да как объяснить... Там аж при Сталине ещё какие-то дикие поморы жили, никто к ним не совался. Даже служивые.
— Значит, байки ходят про остров?
— Я байки не собираю.
— Ой, да брось! Ну ведь точно же что-то говорят: под водочку, в компании…
— Я обычно один пью.
Военным объектом Личутинский корг точно не являлся — это нахер никому не нужный клочок земли в Баренцевом море. Имейся там секреты, ходили бы хоть какие-то слухи, однако ничего подобного. Но места и правда не туристические. Кабы все военные песнями Платонова не заслушивались — хрен бы они ему морскую экскурсию на ледоколе устроили. Не стоит корг такого баблища, за которое согласились бы. Пусть в стране беспредел и безнадёга, но какие-то принципы ещё остались. Хотя бы у людей при погонах.
— Личутинский корг меня, Федя, уже давно занимает. Слышал про Эрнеста Шеклтона? Полярник ирландский.
— Он вроде Антарктиду исследовал?
— Но не только. К царю Николаю ездил, было дело. И на корге вашем побывал, хотя мало в каких книгах о том прочитаешь. Тоже место силы, Шеклтон в этих делах славно разбирался. Духовное меня, Федя, на корг тянет. Можно сказать, кармический долг — а кармический, чтобы ты знал, священнее карточного будет.
***
Из Северодвинска выходили ночью, но в июле от утра она отличается только положением стрелок на часах. Пётр Красов ходил по Арктике без малого двадцать лет, половину которых отдал «Вольге». Опыт позволял капитану свободно совмещать роли судоводителя и гида.
— Видите лодку справа? «Акула», самая большая подлодка в мире! У нас на «Севмаше» строили.
В голосе Красова звучала неподдельная гордость, но Платонова творение земляков-заводчан впечатлило слабо. Музыкант сдержанно угукнул, зато живо заинтересовался совсем иным:
— А что монастырь? Там снова служат?
— Реставрация пока…
Святая обитель располагалась прямо на территории оборонного предприятия. Точнее, конечно — это градостроители возвели заводские корпуса вокруг древнего монастыря, приспособив часть его под административные здания. Теперь некоторые постройки, включая собор Николая Чудотворца, вернули церкви.
Красову соседство монастыря с режимным объектом виделось символом эпохи. Диалектическим сочетанием утверждения с собственным отрицанием. За общим забором одни будут молиться о царствие Божием на Земле, а другие — ковать ядреный меч, способный превратить ту же самую Землю в Ад. Всё по Гегелю: единство и борьба противоположностей.
Схожие чувства испытывал капитан и к единственному пассажиру. Тетрадь с переписанными от руки текстами и аккордами. Кассеты, пластинки. Дикий кайф, когда на рок-сейшне в Доме офицеров флота местные группы решали «забацать из Левиафана». Ностальгия по молодости. Красов любил русский рок и «Левиафан». Но когда-то это все было протестом, неформальной музыкой, «андеграундом». Теперь Платонов исколесил полмира, его кассеты и диски продаются по всей стране. Как-то внезапно «андеграунд» стал богемой, а простые работяги остались… с музыкой.
«Вот такие, брат, дела — нас с тобою наебали…»
— Сейчас вообще много храмов реставрируют. Вы, Лев, на Соловках были?
Второй помощник Сеня Мищенко никакого дискомфорта не испытывал: от присутствия кумира на ходовом мостике сиял как медный таз.
— Не доводилось пока. Но непременно, непременно стоит. Говорят, там особая энергетика. Место силы. Тюрьма снова стала храмом, как храм когда-то стал тюрьмой. Сильный образ... А вы же туда уже возили музыкантов?
— Наш систершип ходил, тоже патрульный ледокол. Ну и не одного человека на необитаемый остров катали. Там целый фестиваль был! «Рок против наркотиков». Звучит как «Ку-Клукс-Клан против расовой сегрегации»!
Красова название фестиваля искренне забавляло. И судя по ухмылке Платонова, шутка попала в яблочко.
— Ну что вы, Петр: раз рок, так сразу наркотики? Водка не менее важна. А что значит «патрульный ледокол»?
— «Вольга» раньше воякой был, тут три артустановки стояло. Экипажа полторы сотни человек. Сейчас сорок... Судно обеспечения. Орудия сняли. Мы, как видите, сами-то погонов не носим. Гражданские. Хотите экскурсию?
Ледокол вышел в открытое море, и можно было оставить мостик на Бахтина. Моряк он хороший: лет через пять с таким старпомом можно будет даже в отпуске за корабль не переживать.
— Федя, подменишь!
После слов «Федя, подменишь» Платонов изменился в лице. Рассчитывал пройтись по судну со старым приятелем, а то и тяпнуть сто
