Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И это тоже его рук дело, – прошептал я. – Я знаю.
Альма вышла из моей камеры и остановилась напротив Шэя.
Тот слушал телевизор в наушниках.
– Борн! – гаркнул Уитакер. – В наручники.
Когда запястья его были надежно скованы, дверь отворилась. Альма застыла в проходе, скрестив руки на груди.
– Что тебе известно насчет состояния здоровья заключенного ДюФресне?
Шэй молчал.
– Заключенный Борн?
– Он плохо спит, – тихо ответил Шэй. – Ему больно есть.
– У него СПИД. И вдруг сегодня утром все изменилось, – сказала Альма. – И заключенный ДюФресне почему-то склонен считать, что это связано с тобой.
– Я ничего не делал.
Альма обратилась к надсмотрщику:
– А вы это видели?
– В водопроводной системе яруса I действительно были обнаружены следы алкоголя, – признал Уитакер. – И уж поверьте мне, они проверили все трубы вдоль и поперек, но утечки не нашли. И… да, я видел, как они все жевали жвачку. Но камеру Борна перевернули кверху дном – контрабанды там не было.
– Я ничего не делал, – повторил Шэй. – Это они. – Внезапно оживившись, он шагнул навстречу Альме. – Вы пришли за моим сердцем?
– Что?
– За моим сердцем. Я хочу пожертвовать его после смерти. – Я услышал, как он роется в своих пожитках. – Вот, – он протянул Альме листок бумаги. – Это имя девочки, которой нужно сердце. Люсиус записал его.
– Я ничего об этом не знаю…
– Но вы ведь можете узнать, правда? Вы можете связаться с нужными людьми?
После недолгих колебаний Альма заговорила уже мягче. Таким елейным голосом она беседовала со мной, когда я ощущал одну лишь адскую боль – и ничего иного.
– Я могу связаться с нужными людьми.
Странное возникает ощущение, когда смотришь телевизор и знаешь, что то, что там показывают, на самом деле происходит прямо у твоей двери. Стоянку тюрьмы наводнили толпы людей. На лестнице у комитета по условно-досрочному освобождению разбили лагерь колясочные инвалиды, старухи на костылях и матери, прижимающие к груди больных детей. Пришло немало однополых пар (в большинстве случаев больной мужчина опирался на здорового партнера), попадались и психи с библейскими пророчествами касательно конца света. Вдоль улицы, ведущей мимо кладбища в центр города, выстроились микроавтобусы журналистов – причем не только местных, но и с бостонского канала «Фокс». В данный момент репортер с ABC 22 брала интервью у молодой матери, чей сын родился с серьезной невралгией. Та стояла возле мальчика в мотоколяске, одной рукой касаясь его лба. «Чего бы мне хотелось? – повторила она вопрос. – Мне бы хотелось знать, что он узнаёт меня. – Она слабо улыбнулась. – Я ведь не очень многого прошу?»
Репортер повернулась лицом к камере. «Боб, мы пока еще не получили от администрации ни подтверждения, ни опровержения загадочных событий, имевших место в тюрьме Конкорда. Однако анонимные источники сообщают, что в основе этих чудес лежит желание одного-единственного арестанта – Шэя Борна, приговоренного к смертной казни, – пожертвовать свои органы после исполнения приговора».
Я сбросил наушники.
– Шэй! – выкрикнул я. – Ты слушаешь?
– У нас теперь есть собственная «звезда», – сказал Крэш. Вся эта шумиха изрядно досаждала Шэю.
– Я тот, кем был всегда, – сказал он, повышая голос. – Я тот, кем всегда буду.
И в этот момент на ярус I пожаловали двое офицеров в сопровождении редкого гостя – начальника охраны Койна. Коренастый мужчина с плоской макушкой, которую запросто можно было бы использовать в качестве подноса, выжидающе стоял у камеры, пока офицер Уитакер проводил досмотр. Изучив все закоулки тела Шэя, он наконец позволил ему одеться, после чего пристегнул его к стене напротив наших камер.
Надзиратели взялись за жилище: опрокинули тарелку с недоеденным обедом, выдернули наушники из телевизора, перевернули вверх дном коробку с личными вещами. Разорвали матрас, свернули узлами простыни. Провели руками по краям умывальника, унитаза и нар.
– Ты хоть знаешь, что там сейчас творится, Борн? – спросил начальник охраны, но Шэй продолжал стоять молча, склонив голову набок. Так обычно спала малиновка Кэллоуэя. – Не будешь так любезен сообщить нам, что ты пытаешься доказать?
Наткнувшись на красноречивое молчание, начальник охраны принялся расхаживать взад-вперед по ярусу.
– А вы? – крикнул он уже всем нам. – Доложу вам следующее: тех, кто будет со мною сотрудничать, не накажут. Остальным обещать ничего подобного не могу.
Все молчали.
Койн обернулся к Шэю:
– Где ты достал жвачку?
– Там была только одна пластинка, – ляпнул Джоуи, известный ябеда. – Но нам всем хватило.
– Сынок, ты что, волшебник? – спросил начальник охраны. От Шэя его отделяли считанные дюймы. – Или ты под гипнозом убедил их, что они получили то, чего на самом деле не получали? Я разбираюсь в контроле сознания, Борн, ты не думай.
– Я ничего не делал, – пробормотал Шэй. Офицер Уитакер подошел ближе.
– Господин начальник, в камере ничего не нашли. Даже в матрасе. Одеяло целое: если он и передавал какие-то предметы, то смог потом вплести нитки обратно.
Я не сводил глаз с Шэя. Конечно, он передавал предметы, я своими глазами видел его «удочку». Я лично отвязывал жвачку с синей косички из ниток.
– Я слежу за тобою, Борн, – прошипел Койн. – Я знаю, что ты задумал. Ты не хуже меня знаешь, что твое сердце на хрен никому не будет нужно, когда его накачают хлоридом калия в специальной камере. Ты это делаешь потому, что использовал все свои апелляции. Но даже если сама, мать твою, Барбара Уолтере возьмет у тебя интервью, народная любовь ни на день не отсрочит твою казнь.
Начальник охраны широким шагом удалился. Офицер Уитакер расстегнул наручники и сопроводил Шэя назад в камеру.
– Слушай, Борн. Я католик…
– Ну и молодец, – ответил Шэй.
– Я думал, католики против смертной казни, – сказал Крэш.
– Ага. Только не надо ему твоих одолжений, – добавил Техас.
Уитакер покосился на начальника охраны, стоявшего в другом конце яруса за звуконепроницаемым стеклом. Он был занят беседой с офицером.
– Знаешь… Если хочешь, я мог бы попросить одного священника из церкви Святой Катрины навестить тебя… – Он сделал паузу. – Может, он сможет помочь тебе с этим… сердцем.
Шэй недоверчиво уставился на него.
– Почему ты хочешь мне помочь?
Офицер запустил руку за пазуху и вытащил оттуда длинную цепочку с распятием. Поднес крестик к губам и вернул его на место, под форменную рубашку.
– «Верующий в Меня, – пробормотал Уитакер, – не в Меня верует, но в Пославшего Меня».[12]