— Sanotto sotta mortavelo, — ответила Анна на старохаомийском. — Придет величайший муж. Это из Писания, о конце света и спасении… отец так называл Джона. Он верил, что с арниэлями начнется новая эпоха. Что весь мир изменится.

Дерек вздохнул, словно должен был заговорить о чем-то очень важном и не мог решиться.

— Анна, сейчас ты должна рассказать мне все, что знаешь о той информации, которую собрал твой отец. Все, не упуская ни одной мелочи. Возможно, Гейба Коннора убили потому, что он все про всех знал. И не хотел отдать все, что собрал, когда его убедительно об этом попросили.

Какое-то время Анна сидела молча, глядя на учебник лекийского языка в стопке книг, и в голове крутилась одна-единственная мысль: он все знает. Он все знает. Дерек молчал — Анна пыталась понять, друг он ей все-таки или враг, и ничего не могла решить.

Он требовал, чтобы она сказала правду — и она не знала, что говорить.

— Неужели ты не хочешь найти убийц Гейба Коннора? — с искренней горечью спросил Дерек.

— Их уже ищут, — ответила Анна. — Обыскивают собор святой Марфы.

— Рассказывай уже, — устало вздохнул Дерек. — Не хочу я из тебя правду клещами вынимать.

Анна не знала, с чего начать, и начала с начала — с того момента, как поняла, что отец не просто создает набор команд для арниэлей, анализируя информацию и поведение самых разных людей. Он собирал данные обо всех мало-мальски значимых жителях Хаомы — банкирах, предпринимателях, ученых, военных. Гейб Коннор не собирался кого-то шантажировать или что-то в этом роде — он хотел собрать идеальные поведенческие образцы для своих арниэлей.

— Они не должны быть курьерами и слугами, — однажды сказал он. — Арниэлям следует занять самое высокое место в мире. А для этого они должны изучать тех, кто наверху. Отбросить ту грязь и подлость, которую увидят, и взять решительность, предприимчивость и веру в себя. Представь, каким цветущим садом они сделают мир, когда будут лишены людских пороков…

Дерек снова запустил руки в волосы, и Анне хотелось взять его за запястье и удержать.

— То есть, он творил идеальных людей, и для того, чтобы они поняли, что хорошо, а что плохо, собрал свою базу, — вздохнул он. — За это его и убили. И теперь ищут то, что собрал Гейб Коннор, в соборе святой Марфы. Джон может быть в курсе — поэтому Санторо и искал именно его, а не арниэля с ободранными руками. И поэтому Итан Коннор ищет тебя — ты-то наверняка все знаешь о делах отца. И понимаешь, что обиднее всего?

Анна только плечами пожала. Сейчас ею овладела какая-то душевная опустошенность, словно рассказав Дереку о делах отца, она выплеснула из себя все свое прошлое, все, что было ценно. И ничего не осталось.

— То, что меня держат за дурака, — сердито произнес Дерек, и Анна заметила, что на его лице проступил нервный румянец. — И надеются, что я оправдаю их надежды. Принесу тебя и Джона на серебряном подносе.

Анна сумела отстранить от себя то, что произошло ночью, но сейчас перед ней снова всплыло лицо Дерека, который кромсал убитого арниэля, и в животе шевельнулся ледяной ком. Шрамы на руках начали противно ныть.

— Ты всегда убиваешь тех ведьм, на которых охотишься? — спросила Анна. Истертый ковер под ногами вдруг превратился в иззубренный край полыньи, и она почти падала вниз, во тьму, в ледяную зимнюю воду.

— Всегда, — кивнул Дерек. — Я всегда делаю свою работу до конца. Поэтому меня и наняли сейчас. И я собираюсь разобраться во всем — тоже до конца. Знаешь, почему?

Анна не знала.

— Потому что мне всегда нужна правда, — ответил Дерек. — Правда и справедливость.

Анне захотелось рассмеяться. Не нужна ему никакая правда — он лишь хочет подняться, как можно выше, чтобы никогда не вспоминать об этом доме, истоптанном ковре, коробке дорогого чая на грубо сколоченной полке, своем сиротстве и подвале, в котором Ху-Шу перегрызает глотки детям. А если для того, чтобы подняться, надо будет убить ее и Джона — что ж, он убьет.

Но, по крайней мере, пока Дерек Тобби был на ее стороне. Если бы он хотел, то давно отвел бы Анну к доброму дядюшке Итану Коннору. Дядюшке, который притворялся лучшим другом ее отца и говорил: это ведьминское отродье тебя очаровало, иначе ты не удочерил бы ее. Анна подслушивала, стоя в тихом полумраке возле отцовского кабинета, ловила тяжелые, режущие слова и боялась, что Гейб поверит. Поверит и выставит ее прочь.

Смогла бы она выжить в том подвале, в котором маленький Дерек клал на алтарь Ху-Шу кусочки хлеба? Анна прекрасно понимала, каким будет ответ.

— Хорошо, — кивнула она. Пока главное — встретиться с Джоном. А там будет видно. — Тогда давай собираться.

* * *

Сегодня Анжелина Л-четыре блистала в “Красавице из Найполи” — играла бойкую служанку, которая поменялась местами с госпожой. Театр был полон, в фойе вкатывались тяжелые цветочные волны, и Анна заметила с той небрежностью, за которой обычно прячут глубокое и горькое чувство:

— Надо же, у нее много поклонников.

Дерек лишь пожал плечами. Анна выглядела расстроенной, и он во многом ее понимал. Неприятно знать, что тот, кого ты любишь, скрывался все это у другой женщины — и наверняка их общение было тесным и не дружеским. Арниэли копируют поведение людей — и Дерек слишком хорошо знал людей, чтобы сказать точно: Анжелина не стала бы прятать Джона и гримировать его все это время просто потому, что он попросил.

Может быть, купить Анне цветы? Просто для того, чтобы она не расстраивалась, чтобы вспомнила, что она прелестная барышня, намного лучше любой арниэли. Нет — пожалуй, Анна исхлещет Дерека этим букетом. Или решит, что он вздумал за ней ухаживать — а он меньше всего сейчас хотел начинать любовные отношения. И без того дел хватало.

После встречи с Джоном он отправился к собору святой Марфы и обнаружил, что храм закрыт. Табличка на дверях гласила, что в соборе начали реставрацию, службы пока не проводятся, и Дерек почти прочел ненаписанное пожелание убираться отсюда подобру-поздорову. Он потянул на себя дверь — открыто — и, скользнув в собор, увидел уже знакомых черных муравьев и принца Эвгара…

— Ты же понимаешь: на нее смотрят, как на диковинку, — равнодушно ответил Дерек, давая Анне понять, что уж его-то Анжелина нисколько не заинтересовала. Они стояли возле контрфорса старинного здания по соседству так, чтобы видеть всех, входящих в театр и оставаться незамеченными. Фонарь возле дома не горел, здесь все тонуло во тьме, и Дерек видел, как к театру прибывают все новые и новые экипажи.

— Пресса ее хвалит, — сказала Анна. — Всегда хвалила. Отец пытался понять, что такое талант. Божья искра или то, что просто можно наработать? Анжелину учили лучшие педагоги, она прекрасно играет.

— Но она неживая. Она никогда не сможет импровизировать или показать искреннее чувство.

Анна усмехнулась. Машинально провела пальцами по ладони, там, где под перчаткой змеилась почти незаметная нитка шрама. Интересно, представляла ли она свои ампутированные пальцы? Думала о том, как они могли бы выглядеть сейчас?