Я уже видела это лицо. Любопытно, дело в том, что он очень похож на своего знаменитого отца? Может быть, но, с другой стороны, этот робкий парень на фотографии совершенно не выглядел человеком, знающим, что он хочет и как этого добиться, в отличие от отца. Скорее он выглядел так, будто уже давно болен.

– Луиза Конгрив была знакома с мистером Инчболдом? Имею в виду, с Хилари Инчболдом.

– Да, конечно. Луиза до самой своей смерти была связующим звеном между нами и поместьем Инчболдов. Как я уже упоминал, Хилари крайне необщителен.

– А кто теперь ваше связующее звено? – откровенно спросила я. Но Фрэнк Борли, кажется, не возражал.

– Теперь это я. – Он засмеялся. – Но, как я уже сказал, а точнее, как сказал сэр Джон Фальстаф, скромность – главное достоинство, хотя сейчас мы так не считаем, верно?

Мне всегда нравилось общество людей, которые дают вам понять, что они считают вас сведущими. Хотя это природный дар, я пытаюсь выработать его в себе.

– Точно! – сказала я, постучав пальцем по губам. – Жесткая верхняя губа и все такое.

Фрэнк Борли скопировал мой жест, и на секунду мы стали лучшими друзьями.

– Это мисс Конгрив опознала тело мистера Инчболда, верно?

Секунда, пока мы были друзьями, истекла. Борли долго смотрел на меня, перед тем как ответить.

– Да, – наконец сказал он. – Это вовсе не секрет. Все газеты писали. Боюсь, что не могу рассказать тебе ничего нового.

– Ладно, мне пора идти, – ответила я, вставая. – Благодарю вас. Вы очень помогли мне.

Конечно, я была разочарована, не узнав того, за чем пришла: как набор первых изданий Оливера Инчболда, в том числе книга с именем Карлы Шеррингтон-Кэмерон, оказался в спальне мертвого резчика по дереву.

Часы тикают. Остались считаные секунды. Это мой последний шанс.

И тут на меня снизошло озарение, как часто бывает в миг отчаяния.

– У Оливера Инчболда были еще какие-то интересы, помимо писательства? – произнесла я.

– Как странно, что ты спросила, – сказал Борли. – Только что в другой комнате мне попалось на глаза напоминание об этом.

И без объяснений он снова вышел, но через секунду вернулся с маленьким деревянным предметом и протянул его мне.

Сначала мне показалось, что это вырезанная из дерева обезьянка, но повертев эту штуку в руках и хорошенько рассмотрев со всех сторон, я увидела, что это маленькая пузатая горгулья. Пальцами она растягивала уголки пасти и высовывала язык, видимо, издавая непристойные звуки.

– Гротескно, не так ли? Он делал их для избранных друзей.

Меня охватило ощущение, которое я для себя определяю как льдом по сердцу. Больно и одновременно влажно. Иногда это не более чем несколько ледяных капель, а иногда – ушат воды, но это ощущение всегда сопровождается паникой, ужасом или неожиданным воспоминанием.

На этот раз оно пришло вместе с воспоминанием. В комнате, где нашел свою смерть мистер Сэмбридж, на прикроватном столике была такая же горгулья.

Оливер Инчболд был избранным другом мистера Сэмбриджа? Или родственником? Писатель вырезал эту маленькую темную горгулью в качестве подарка? Вот объяснение, откуда в доме мертвеца взялись первые издания книг о Криспиане Крампете.

– А вы тоже были избранным другом, мистер Борли?

Он уставился на меня с таким видом, будто внезапно у меня выросли три головы, а потом расхохотался.

– Господи, нет! – ответил он. – Я простой хранитель. Оливер Инчболд был задолго до меня.

– А это что? – спросила я, помахав уродливой статуэткой.

– Он вырезал ее для мисс Конгрив. Когда семья пришла за ее личными вещами, они просмотрели эту горгулью.

– После ее гибели, – добавила я.

– Да. После того, как она умерла.

– Еще что-нибудь интересное? – спросила я. – Хочу знать как можно больше, перед тем как начну писать.

Он бросил на меня скептический взгляд. Наверное, так святой Петр смотрит на новоприбывших к воротам рая.

– На самом деле да. Кресло, в котором ты сидишь. Он его сделал.

Я внимательно посмотрела на кресло, которое ошибочно отнесла к чиппендейлу периода поздней королевы Анны. Я не заметила резные лозы.

– Еще больше горгулий, – сказала я. Теперь я обратила внимание на морды маленьких чудовищ, являющиеся частью резной решетки в спинке кресла.

– Он подарил эту статуэтку мисс Конгрив по какому-то особому поводу?

– Ну… – протянул Фрэнк Борли. – Помимо того, что они были наилучшими друзьями…

Он многозначительно умолк, и его мысль повисла в воздухе, словно труп на виселице.

«Наилучшие друзья» – это словосочетание, которое мне знакомо.

Однажды, пролистав «Госпожу Бовари», я спросила Доггера, что имел в виду Флобер, когда сказал, что мадам отдалась Родольфу, господину в желтых перчатках и зеленом бархатном пальто.

«Он имел в виду, – сказал мне тогда Доггер, – что они стали лучшими друзьями. Наилучшими друзьями».

Вот оно что. Еще одно доказательство, что Карла говорила правду: ее тетушка Лу, Луиза Конгрив, была близко знакома с Оливером Инчболдом.

– Вы мне очень помогли, мистер Борли, – сказала я. – Обязательно вынесу вам благодарность в моей книге.

– Нет необходимости. – Он покачал головой. – На самом деле я бы предпочел анонимность; хочу остаться одним из тех невоспетых героев, которые помогают истории продолжать свой ход. Так и поступим, ладно?

Я протянула ладонь, и мы обменялись рукопожатием.

– Ты мне нравишься, Флавия де Люс. Надеюсь, я буду первым, кому ты предложишь рукопись для публикации.

Он шутит? Трудно понять. Хотя выражение его лица было вполне серьезным.

Я повернулась, собираясь уходить.

– Флавия, – окликнул он, и я остановилась.

Он как будто сражался со своей совестью, как будто слова рвались наружу, а он пытается их удержать.

– Считается, что надо класть чайную ложку чаю на каждого человека и добавлять еще одну на чайник.

Не счесть, сколько раз миссис Мюллет повторяла это старинное правило: «Ложку для вас, ложку для меня и ложку на чайник».

Без этих заклинаний у чая будет другой вкус.

– Да? – сказала я, опасаясь нарушить охватившие его чары.

– Луиза была ведьмой, – произнес он. – Не говори, что это я тебе сказал. Я буду яростно отрицать.

Я не смогла скрыть изумление.

– Пусть это будет ложка на чайник.

Направляясь к Нью-Оксфорд-стрит, я лихорадочно размышляла. Почему Фрэнк Борли в самый последний момент решил сказать мне, что Луиза Конгрив – ведьма? Казалось, он был охвачен каким-то порывом или оказался под действием чар.