Вот пусть теперь его за государственный счет и хоронят — денег у меня на его похороны нет!

— Может, у него долги были? — вновь высказала Инна свое предположение. — Или кто-то ему угрожал — вот он и продал все имущество, чтобы расплатиться.

— Какие долги, женщина? — снова вмешалась в разговор Властелина. — У папульки было столько денег, что он любые долги заплатил бы и не заметил эту потерю!

— Тогда зачем же он все продал?

На этот вопрос никто не ответил.

Женщины помолчали, думая каждая о своем, и Инна, поднявшись со стула, попрощалась — гражданский долг она свой выполнила: рассказала обо всем увиденном, но, похоже, семью не заинтересовали странности смерти Ватутина, их волновали только пропавшие семейные деньги.

«— Возможно, и я на их месте волновалась бы о том же, — засомневалась в себе Инна, не став осуждать мать и дочь за такое неуважительное отношение к погибшему человеку — «Не суди, да не судим будешь!», — но как-то все это не по-людски…»

Пройдя по коридору, Инна вошла в прихожую и застыла от удивления: Дорохов в распахнутой дубленке сидел перед мальчиком на корточках и делал ему лодочки из газет. На полу образовалась целая флотилия из разных по величине «кораблей». Витек во все глаза следил за ловкими пальцами «бывшего полковника» и пытался повторить все его действия.

— Теперь складываем так, вот тут и тут загибаем, а теперь раскрываем, — комментировал свои действия Дорохов, мимоходом подправляя «кораблики» мальчика.

— О, да у вас тут целый флот! — подыграла Инна и увидела совершенно счастливые глаза обоих кораблестроителей.

— Ага! Сергей Александрович обещал мне еще флажки разноцветные сделать, чтобы различать корабли, и можно будет сражаться друг с другом!

— Ты уже?.. — смутился Дорохов, застигнутый за таким «не мужским» занятием. — А мы тут с Витьком строим…

— Вижу, — улыбнулась Инна и подумала о том, что Дорохов будет замечательным отцом — вон как с чужим ребенком «разыгрался», а уж со своим то…

— Вы уже уходите? — растерялся вдруг мальчик, и губы его мелко затряслись, как совсем недавно у его матери.

— Да, брат, пора, — поднимаясь, с сожалением произнес «Главный кораблестроитель».

— А флажки? Вы же обещали… — хватаясь за соломинку, пытался оттянуть расставание мальчик

— Обещал, — согласился Дорохов и вздохнул. — Это, брат, как-нибудь в другой раз.

— Вы больше ко мне не приедете… — плечи Витька опустились — весь вид его выражал уныние и обреченность на одиночество.

— Ты что?! — бодрился Дорохов. — Конечно, приеду. Обязательно приду!

Инна умильно смотрела на прощанье двух «мужчин» и слезы непроизвольно наворачивались на глаза.

— А пойдемте, ка все вместе в Макдоналдс? — неожиданно предложила она, и Дорохов, притянув ее к себе за шубейку, поцеловал в висок.

— Умница! Отличная идея! Ты как, Витек?

— Я согласен, — обрадовался мальчик. — Только маму предупрежу.

Витек убежал, в прихожей повисло неловкое молчание.

— Жалко пацана, — тихо произнес Дорохов, пряча глаза — он никогда не показывал людям свои слабости, считая это вредным и глубоко личным. — Не сладко ему придется в этой новой жизни.

— Всех их жалко, — согласилась Инна и прижалась к Дорохову. — Страшно терять близких, но когда близкие так тебя подставляют: этот человек все семейное имущество продал и пропал с деньгами — у них даже нет денег на его похороны…

— Власка мне разрешила, — обрадовано закричал мальчик из коридора, и Инна быстро отстранилась от Дорохова.

Они втроем поехали в Макдоналдс, накупили всякой всячины, наелись до отвала, прошлись по многолюдным улицам города, немного посмотрели представление артистов — Рождество все-таки, поучаствовали в развлечениях нарядных клоунов и клоунесс и даже получили приз — Дорохов и Витя обогнали всех участников в беге в мешках.

Столько счастья было на лицах «ее мужчин», что стоящие рядом женщины искренне позавидовали Инне.

— Как ваш сынок похож на отца!

— Какие они у вас ловкие!

Инна почувствовала, как внутри у нее что-то переворачивается. Ей страстно захотелось, чтобы слова женщин стали правдой, и чтобы на самом деле это была ее семья — ее сын и ее муж. Ей захотела вставать утром и готовить завтрак «своим мужчинам», встречать их с работы и из школы, по вечерам слушать их разговоры и засыпать с сознанием собственного семейного счастья…

Большую часть обратной дороги до дома Ватутиных они молчали: Витек держал Дорохова за руку с одной стороны, Инна с другой, и все были счастливы — слова ни к чему, когда сердце поет.

— Вы честно еще ко мне придете? — закрывая дверь, в десятый раз спрашивал мальчик, все еще не веря в обещание Дорохова.

— Честное военное, — козырнул «бывший полковник».

Витек встал по стойке «смирно» и козырнул в ответ.

Лифт приехал, открылись двери, Инна и Дорохов вошли в кабину — мальчик стоял в дверном проеме с поднятой к виску рукой и смотрел, как его друг со своей женой на прощанье машут ему рукой.

Двери лифта закрылись, кабина пошла вниз.

— Не знаю, как ты к этому отнесешься, — садясь в машину, с усталой досадой произнес Дорохов, — но я попытаюсь выяснить, что там случилось с этим Ватутиным. Нельзя, чтобы дети оставались убогими сиротами!

— Выясняй, а я не могу, — опечалилась Инна и вздохнула, — послезавтра мне на работу…

— Как послезавтра? Ты же говорила, что до четырнадцатого свободна!

— Так вышло.

— Эх! — рубанул воздух рукой Дорохов. — А я думал, что Старый Новый Год встретим вместе.

Инна пожала плечами и ничего не ответила — если он захочет, то они обязательно встретят Старый Новый Год вместе.

Если захочет…

17

Целую ночь Дорохов не отпускал от себя Инну, «имел ее, чтоб не сдохнуть» и не мог остановиться.

Ему почему-то казалось, что, усни он надолго, она обязательно исчезнет: убежит от него, раствориться в ночи, словно призрак, и не будет в его жизни больше ее лучистых глаз, смотрящих на него с любовью и обожанием, ее нежных рук, от прикосновений которых его закаленное, тренированное тело вздрагивало, наполнялось истомой и желанием, их страстных поцелуев, взаимных жарких ласк, траханья до одури и совместного бурного «кончания», за которое она всегда благодарила: в изнеможении, тяжело дыша, проводила рукой по щеке, или плечу, по груди — благодарила без слов. Они неистово занимались любовью, как в последний раз, а потом он становился нежным и податливым, словно извинялся за свою силу и страсть, и засыпал, обхватив ее руками и уткнувшись в ее волосы. Но через какое-то время он вздрагивал от осознания потери, просыпался и снова обнимал ее, целовал, теперь уже зная, что ее заводит: целовал ее с языком, ласкал груди и посасывал соски,