весьма вероятно). Поэтому не является неожиданным и посмертное чудо и заключительные слова жития, которые выражают христианскую идею этой героической жизни: "Тако бо Бог прослави угодника своего, яко много тружеся за землю русскую, и за Новгород, и за Псков, и за всю землю русскую, живот свой полагая за православное христианство".

Житие св. Довмонта-Тимофея князя Псковского († 1299), подобно житию Александра Невского, представляет военно-героическую повесть. Довмонт, литовский князь (житие считает его сыном Миндовга), вынужден бежать на Русь вследствие домашних смут. В Пскове он крестился и, по любви граждан, получил местное княжение. Вся жизнь его прошла в походах как против родственной Литвы, так и против немецких рыцарей. Древнее (XIV век) проложное житие — как всегда, краткое — так характеризует его подвиг: "Страшен ратоборец быв, на мнозех бранях мужество свое показав и добрый нрав. И всякими добротами украшен, бяше же уветлив и церкви украшая и попы и нищия любя и на вся праздники попы и черноризцы кормя и милостыню дая".

Всеволод-Гавриил († 1138), внук Мономахов, первый князь Псковский, князил в Пскове всего около года. Вся его жизнь прошла в борьбе за Великий Новгород и на новгородском столе с врагами новгородскими. В этой борьбе он бывал несчастлив, изгонялся неоднократно со своего княжения и потерпел поражение от суздальцев при Ждановской горе. Это поражение стоило ему Новгорода. Но псковичи, отделившись от "старшого брата", приняли к себе изгнанного князя. Как первый псковский князь, как строитель Псковского собора Святой Троицы, Всеволод, несмотря на скорую кончину, оставил в Пскове славную память. Его церковное почитание устанавливается, вероятно, с 1192 г., когда совершилось первое чудо во время перенесения его гробницы в собор Святой Троицы. Житие его составлено лишь в середине XVI века по летописям. Оно отмечает нищелюбие и щедрость князя, особенно проявившиеся во время голодных лет. С явным анахронизмом оно именует князя "оборонителем и забралом граду Пскову от поганих немец". Действительно, военному защитнику города молились в лице его псковичи, повесив его оружие (как и князя Довмонта) над гробницей. Его меч до последнего времени висел в соборе Святой Троицы с латинской рыцарской надписью на нем: "Honorem meum nemini dabo" — "Чести моей никому не отдам".

Не дошло до нас отдельного жития князя Мстислава Ростиславича Храброго († 1179), чтившегося в Новгороде. Его политическое дело — оборона сначала Киева, потом Новгорода от Андрея Боголюбского и суздальцев. Он, как и Всеволод-Гавриил, — типический представитель удельного права и рыцарской чести против объединительных стремлений Суздаля. Летопись дает ему яркую характеристику: "Сии же благоверный князь Мьстислав… возрастом середний бе, и лицом леп, и всею добродетелью украшен и благонравен, и любовь имяше ко всим, паче же милостыни прилежаше, монастыре набдя, черньце утешивая… и мирския церкви набдя, и ноны и весь святительский чин достойною честью честя; бе бо крепок на рати, всегда бо тосняшеться умрети за Русскую Землю и за хрестьяны, егда бо видяше хрестьяны полонены от поганых, и тако молвяше дружине своей: "Братья! ничто же имете во уме своем, аще ныне умрем за хрестьяны, то очистився грехов своих и Бог вменит кровь нашю с мученикы".

Для большинства святых князей, как было сказано, мы не имеем ни житий, ни биографий. Краткие заметки в летописи или в "Прологе" — все, что сохранилось для нас. Сопоставляя общие, повторяющиеся черты, мы получаем устойчивый образ русского святого князя (сравни Василько). В нем нет ничего аскетического, он полон мужественной красоты и силы. Но благочестие его выражается в преданности Церкви, в молитве, в строительстве храмов и уважении к духовенству. Всегда отмечается его нищелюбие, заботы о слабых, сирых и вдовицах, реже правосудие (св. Феодор Ярославский). Его военные подвиги и мирные труды, нередко и мученическая смерть представляются выражением одного и того же подвига жертвенного служения любви: за свой град, за землю русскую, за православных христиан. В этой жертвенной любви, конечно, и заключается христианская идея княжеского подвига.

Мы глубоко ошиблись бы, предположив, что Русская Церковь канонизирует в своих святых князьях национальные или политические заслуги. Этому противоречит прежде всего тот факт, что в ряду святых князей мы не находим тех, кто больше всего сделал для славы России и для ее единства: ни Ярослава Мудрого, ни Мономаха, при всем их несомненном благочестии, никого в ряду князей московских, если не считать Даниила Александровича, местно чтимого в построенном им Даниловом монастыре и канонизованного не ранее XVIII или XIX века. Зато Ярославль и Муром дали Церкви святых князей, совершенно неизвестных летописи и истории. Зато Церковь канонизовала противника Боголюбского Мстислава и Михаила Тверского, соперника Москвы. В любопытном по подробностям ярославском житии св. Феодора Черного мы видим князя, изгнанного из своего удела, который годы живет в Орде, входит в милость к ханше, женится на ханской дочери и с татарской ратью возвращает свой Ярославский удел. У автора этого жития (монаха Антония XV века), так же как и у составителя еще более интересного (исторически) жития Петра, царевича Ордынского, крестившегося и осевшего на жительство в Ростове, можно видеть даже татарофильскую тенденцию. За недостатком места мы вынуждены отказаться от анализа этих исторически важных памятников: они не прибавляют ничего нового для понимания княжеской святости. Но полезно помнить и о них, чтобы из всей совокупности древних памятников сделать общие выводы: Церковь не канонизует никакой политики — ни московской, ни новгородской, ни татарской, ни объединительной, ни удельной. Об этом часто забывают в наше время, когда ищут церковно-политических указаний в житии Александра Невского.

Житие св. Александра в наше время не только наиболее известное, но, в сущности, единственно известное из княжеских житий. К тому же большинство не знает, что древние жития Александра обходят молчанием его ордынскую политику. С XVIII века св. Александр в официальном почитании затмил и даже вытеснил почти всех святых князей. Император Петр, перенеся его мощи из Владимира в новую столицу, в годовщину Ништадского мира сделал его ангелом-покровителем новой империи. Три императора, носившие его имя в XIX веке, утвердили исключительность его почитания, вызвав множество посвященных ему храмов. В древности св. Александр разделял свою славу и почитание с целым сонмом политических заступников русской земли. Если выделить из них святых князей, пользовавшихся всеобщим, а не только местным, почитанием до митрополита Макария, то надо назвать имена св. Ольги, Владимира, Михаила Черниговского, Феодора Ярославского с сыновьями Давидом и Константином. В 1547–1549 гг. к ним прибавились Александр Невский, Всеволод-Гавриил и Михаил Тверской. Но Михаил Черниговский, мученик, занимает первое место.

Отказываясь видеть в канонизации князей