послал Константинопольскому патриарху помянник русских князей. Лишь о семи из них он просит "поминать на молебнях, якож богоугодивших святых", остальных просит поминать на панихидах. Но среди них были князья, канонизованные церковно, даже сама равноапостольная Ольга.

Синодик в неделю православия московского Успенского Собора от XVII века при возглашении вечной памяти князьям вообще не отделяет святых князей от несвятых, за исключением "мучеников" Бориса и Глеба.

В этой нечеткости не должно быть ничего смущающего. В отличие от подвижников аскезы, святые князья не слишком выделяются из сонма блаженноусопших, их культ — из национального почитания предков. Усопшие молятся за живых, им близких; усопшие князья — за свою вотчину, за русскую землю. Молитва святых лишь более действенна.

Среди чудес святого Александра Невского записано одно видение, которое имел инок Антоний во владимирском Рождественском монастыре в год нашествия на Москву Девлет-Гирея (1571). Молясь ночью о победе русского воинства, он видит юных всадников, св. Бориса и Глеба, которые входят в церковь и будят спящего князя Александра: "Восстани, брат наш, да ускорим на помощь сроднику нашему царю Иоанну". Выйдя из собора, трое всадников мчатся в Успенский собор к сродникам Андрею, Всеволоду, Георгию и Ярославу. И вот уже все семеро, перенесясь через городскую стену, они несутся в Ростов, чтобы поднять с собой царевича Ордынского Петра. Так собирается небесная рать князей для обороны русской земли. Ни для Антония, ни для его читателей не было существенным, что великие князья Всеволод (Большое Гнездо) и Ярослав (отец Александра Невского) никогда не пользовались церковным почитанием.

Можно говорить о репрезентативном (заместительном) моменте в почитании святых князей еще и в другом смысле. Из множества неведомых и неявленных святых мирян святые князья выделены и поставлены для общецерковного почитания именно потому, что круг их жизненного подвига предназначал их к общенародной славе. Странно было бы думать, что купцу, крестьянину, даже боярину закрыты пути к святости, что призвание князя одно открывает небесную славу. Канонизация — не для неба, а для земли. И на земле Древняя Русь видела в святых князьях по преимуществу общих предков, общих заступников, избранных представителей мирянской святости.

Глава 6.Святители

Русская Церковь почитает среди своих святых около семидесяти епископов. Святые епископы — святители (по-гречески agioi ierarshoi) составляют особый чин святых, третий по времени в ряду мучеников и преподобных. В отличие от святых князей, Русская Церковь в канонизации своих святых епископов имела давно уже установленный образец Церкви Греческой. Если канонизация епископов, как и понимание особой природы их святости, представляют свои трудности, то эти трудности не являются особенностью Русской Церкви. Мы встречаемся с ними всюду, как на Западе, так и на Востоке.

Прежде всего важно установить, что, подобно святым мирянам, епископы увенчиваются Церковью не за аскетические подвиги или не только за них. Они не сливаются с чином преподобных, качественно отличаясь от них.

Конечно, и в Русской Церкви встречаются святители, в которых инок преобладает над пастырем — по крайней мере, в оценке потомков: мы видим их яснее в келье, чем на кафедре соборных церквей. Таковы епископы, поставленные из иноков Киево-Печерского монастыря в первый героический период его существования. Среди большого числа епископов-печерян канонизованы Никита Новгородский († 1108), Стефан Владимиро-Волынский († 1049) и Ефрем Переяславский († 1100). Все наши сведения о них исчерпываются рассказами Печерского патерика, где они упоминаются в числе ближайших учеников св. Антония и Феодосия: Ефрем-скопец, боярин князя Изяслава, один из первых постриженников монастыря; Стефан, преемник св. Феодосия во игуменстве, которого монашеское недовольство заставило удалиться из обители и основать собственный монастырь в Киеве; наконец, Никита-затворник, об искушении и падении которого мы уже знаем. Как раз о Никите Поликарп, в связи с его избранием на кафедру Новгородскую, говорит: "Много чудеса сотвори… и ныне со святыми чтут святого и блаженного Никиту". Это почитание (повидимому, канонизация) особо выделяет св. Никиту из круга печерских подвижников. Другие, хотя и епископы, разделяют общее почитание с сонмом печерских иноков.

Со времени утверждения христианства на Руси у нас установился обычай почти исключительного избрания епископов из черного духовенства. Почти всякий епископ — монах, и аскетический подвиг для него обязателен. По смерти св. Евфимия, архиепископа Новгородского, на нем находят вериги. Св. Дионисий долго подвизался в пещере в Нижнем Новгороде, основав здесь второй Печерский монастырь, по образцу Киевского, прежде чем был вызван князем и митрополитом на кафедру Суздальскую (1364). И в новейшее время св. Тихон Задонский проходит свой подвиг преимущественно не на церковной кафедре, а "на покое", в келье монастыря. Все это иноческие черты в образе святителя.

Но во многих случаях монашество святого епископа от нас скрыто или отмечено двумя-тремя стереотипными чертами. Аскеза более приличествует святому епископу, чем, например, святому князю. Но она не исчерпывает его подвига. Этот подвиг своеобразно соединяет в себе иноческое и мирянское ("княжеское"), с прибавлением особого церковного служения.

В наибольшей полноте идеал святителя в русской агиографии раскрыт в XV веке в житиях Пахомия Логофета. Оставив для Руси новый канон житийного стиля, ученый серб заново создал образец святительского жития: более ранние опыты для этого чина представляли лишь краткие заметки или записи отдельных преданий.

В прологе к житию св. Евфимия, архиепископа Новгородского (дословно повторенном и в житии Моисея Новгородского), Пахомий рисует икону святителя. Они "освящены от чрева матери" и "от Бога почтены архиерейством". Они "наставники человеком", направившие их "ко спасенному пути". Многие из них прияли "велики беды от нечестивых", печась о врученной им пастве, "как и киим образом от еретик соблюсти тех неврежденных". Посему они почитаются ныне "с мученики и выше мученик". Особенно настаивает Пахомий на общественном исповедничестве епископов. Во время мира и благополучия, они "сами себе ратницы беаху", создавая себе гонителей: "Видяще неправедная от царей и от вельмож деемая, видяще и сироты истязаемы, ограбления и хищения… царей обличаху". Ссылка на Златоуста переносит нас в обстановку IV века. Что всего более поражает в святительском образе под пером Пахомия, это верность его идеалу христианской древности — тому IV веку, который впервые стал канонизовать епископов. Великие святители того времени почти все были исповедниками, гонимыми властью за защиту православия против ереси. Их связь с мучениками ("исповедниками"), ясная для современников Афанасия Великого и Златоуста, живет еще и на Руси. В учительство, в защите чистоты веры, в служении спасению всех — личный, особый характер святительского подвига. Разумеется, не все исповедники, не все страдальцы. Жизнь епископа