К счастью, через несколько минут снова зазвонил домофон, оповещая о прибытии Софи и Карло.

Лили почувствовала, что напряжение немного спало, когда она приступила к выполнению роли хозяйки дома, предложив гостям вино.

— Позволь, это сделаю я, — сказал Алессандро, подходя к ней, и глаза его блеснули, когда он опытным движением руки открыл бутылку вина, вытащил из нее пробку, и разлил вино по четырем бокалам.

Раздав их присутствующим, Алессандро поднял свой бокал и провозгласил тост:

— Хочу выпить за тебя, Лили. За твою новую и счастливую жизнь.

Через пять, максимум десять минут она уйдет на кухню, поставит вариться макароны, выложит цыпленка на блюдо, украсит овощной салат, и когда макароны будут готовы, она подаст первое блюдо. Казалось бы, нет никакой причины нервничать. Ведь Лили никогда не нервничала, когда дело касалось приготовления еды. Так почему же у нее возникло чувство, будто она идет по тонкому льду, который вот-вот провалится под ее ногами?

— Позвольте вас покинуть ненадолго? — Лили направилась на кухню.

— Тебе помочь? — поинтересовалась Софи.

— Спасибо, я справлюсь.

Ей потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы откинуть макароны в дуршлаг, разложить их по тарелкам и добавить к ним соус. Цыпленка тоже можно было подавать на стол. Лили критически оглядела его, положила хлеб в корзинку, устланную белоснежной салфеткой, и позвала гостей садиться за стол.

Лингвини были названы «совершенными», цыпленок — «амброзией», а фруктовый торт в сопровождении мангового шербета — «превосходным».

Ужин был, даже на придирчивый взгляд Лили, вполне приличный. Если бы нервы ее были покрепче, она могла бы тоже насладиться им. Но все ее мысли были заняты лишь Алессандро…

— Прими мои комплименты, — сказал ей Карло.

— Grazie, — ответила Лили с теплой улыбкой, но мгновенно замерла, когда Алессандро прикоснулся пальцами к ее щеке:

— Превосходно, Лили.

Глаза ее расширились, и на секунду она потеряла дар речи.

— Спасибо, — наконец выговорила она. — Не желаете ли пройти в гостиную, пока я уберу со стола? Затем мы комфортно расслабимся.

— Приятно посидеть немного за столом после обеда, как ты считаешь? — задумчиво произнесла Софи. — Это напоминает мне мою семью, когда мы собирались вместе за столом, обменивались новостями, смеялись, болтали.

— Для этого и существуют семейные обеды, — согласилась Лили. У нее, как и у ее тети, еда ассоциировалась со сплочением семьи, потому что только это время дня все собирались вместе… Обед был символом близости, любви.

Лили предложила гостям выпить еще вина, но мужчины отказались, так как оба были за рулем. Тогда Лили подала кофе, и тетя ударилась в воспоминания.

— Ты помнишь, дорогая, — начала Софи. — когда ты приезжала к нам со своими родителями? Тебе было, насколько я помню, четырнадцать лет, а может, пятнадцать?

Лили засмеялась:

— Ой, не надо! Я носила на зубах брекеты, волосы убирала в конский хвост, не вылезала из джинсов и горевала о том, что никогда не буду высокой.

— Помню, как твоя мать пыталась убедить тебя носить платья.

— А я считала, что в джинсах мои ноги выглядят длиннее.

— Прелестный подросток, — протянул Алессандро, бросив на нее взгляд. Глаза его блеснули.

Прелестный? И это все, что он помнит?

«Пусть уж помнит это, а не то, как я втайне фантазировала… нет, точнее сказать, умирала по высокому молодому мужчине с хулиганским прошлым, чей образ слишком часто возникал в моих мечтах…»

Но все-таки это было более десяти лет назад, и с тех пор в ее жизни многое произошло. Было много хорошего — если вспомнить время, проведенное с родителями, ее поездки, ее успехи в качестве шеф-повара, — а затем, через некоторое время, много не хорошего…

Лили повернулась к Алессандро:

— Расскажи о том, как ты был подростком, Алессандро.

Он прямо взглянул на нее, и в глубине его глаз мелькнула насмешка.

— Уверен, что ты слышала рассказ о том, как Джузеппе и Софи взяли меня в свой дом, в свою жизнь и сделали из меня то, чем я являюсь сегодня.

— Да, — тихо сказала она. — Слышала. Но очень мало слышала о твоей жизни до этого.

— Об этом я мало кому рассказываю.

— Так было плохо?

Жить на гроши, без всяких сбережений, не иметь своего дома, куда можно было бы пойти, уметь отчаянно драться, чтобы выжить на улице, и постоянно скрываться от полиции, идущей по пятам.

— Да.

У него были шрамы от ножевых ранений, татуировки, теперь стертые лазером, но несколько татуировок он все-таки сохранил, как память о прежней жизни.

— Я сделаю еще кофе, — предложила Лили. — Уже поздно, а Карло и Софи должны вернуться в Комо.

«Софи, Карло и Алессандро скоро уедут, тогда я помою посуду и лягу спать», — планировала Лили.

Но все пошло не так. Софи сердечно пожелала спокойной ночи и вышла из квартиры в сопровождении Карло.

— Я думаю, что тебе тоже надо ехать, — сказала Лили, когда Алессандро закрыл дверь и повернулся к ней.

— Я помогу тебе убраться. — Он снял свой пиджак, ловко закатал рукава и направился на кухню.

— В этом нет необходимости. — Ее слова остались не услышанными, и Лили ничего не оставалось, как последовать за ним.

Ей не хотелось, чтобы Алессандро находился на кухне, внедрялся в ее пространство, доминировал в комнате. Хуже того, ей совершенно не хотелось чувствовать себя в напряжении, остро ощущая его присутствие.

— Я буду мыть, а ты расставляй тарелки на место, — спокойно распорядился Алессандро, принявшись за работу.

— Вообще-то это моя кухня…

— И ты хочешь, чтобы меня здесь не было, — невозмутимо произнес он, бросив на нее внимательный взгляд. — Сообщи мне, когда придумаешь причину.

С подчеркнутым спокойствием Лили взяла у него вымытые бокалы, тарелки и вилки и стала неспешно расставлять их по местам.

Помыв посуду, Алессандро вытер руки и повернулся к ней, и она была застигнута врасплох взглядом его черных глазах, в которых сквозило нечто, чего она не хотела понимать. Он поднял руку и провел пальцами по ее щеке.

Глаза Лили моментально вспыхнули — прежде чем она успела опустить ресницы, — а его глаза еще больше потемнели, когда он обхватил ее лицо руками и прикоснулся губами к ее губам, проведя языком по их контуру.

Она сжалась, но Алессандро не остановился. Продолжая дразнить и возбуждать ее, он почувствовал ее ответную реакцию, которую Лили пыталась в себе подавить, пока тело не изменило ей и она не сдалась с отчаянным стоном.