– Смотри на нее – сидит как оцепенелая, не спи, замерзнешь, – услышала Лена знакомый голос совсем рядом. И хотя глаза ее были открыты, она ничего не видела вокруг.

– Вставай, а то обед проворонишь, – ее несильно толкнула в бок девушка в полосатой майке. Голос соседки словно вывел ее из оцепенения, и она снова увидела, что сидит на краю лавки, именуемой нарами, застеленной казенными, свалявшимися одеялами. Она заметила, что ее соседки радостно оживились, стали доставать алюминиевые миски и ложки. С верхних полок неуклюже сползали обитатели «галерки», гремя посудой. Все устремились к открывшемуся окошку в двери, где тюремные служащие начали выдавать еду. Самые шустрые бабенки уже получали свои порции дымящейся баланды.

– Что там у нас сегодня на заправку? Клади больше, не жадничай! – деловито покрикивали они в окошко, протягивая руки с мисками и кружками. У самого окошка происходила активная возня. Кто-то ссорился из-за места в очереди.

В центре камеры стоял длинный деревянный стол, сваренный из железных уголков и металлических листов. Женщины торопливо рассаживались на длинных лавках, и свободные места почти все уже были заняты. У некоторых были свои дополнения к скудному тюремному меню. Компания из трех зрелых женщин разложила пожухлый зеленый лук с пожелтевшими головками, чеснок и даже несколько мятых помидоров. Те, кому не досталось мест за столом, с мисками в руках взбирались на нары. Некоторые дожидались, когда поедят первые, другие начинали есть стоя, остальные устраивались прямо на полу. Было видно, что обеденный перерыв – радостное событие в тусклой жизни обитателей камеры. Женское сборище гудело, как улей.

– Новенькая? Бери посуду! Подходи, подходи, не задерживайся, не толпись, бабоньки, всем хватит! – выкрикивала из-за двери раздатчица, разгоняя половником густые клубы пара над огромными алюминиевыми кастрюлями.

Лена получила весь полагающийся паек и вернулась на свое место.

Ее соседки уже доедали свои порции, их лица раскраснелись, и вид они имели вполне довольный.

– Когда я в Крестах сидела, нам уху тоже пару раз давали, но рыбы в ней днем с огнем не отыскать было, – рассказывала сероволосая тощая Зойка. – Но тоже ничего, вкусная была. Перца не жалели, а с ним все вкусней раз в десять.

– Какая там рыба, когда они эту уху из старых консервов делают. Она пока варится, там вся рыба раствориться успеет. А перца много сыпят, когда из протухших продуктов готовят, перец-то, он все остальное собой забивает, – пояснила умная Марго. Она уже все доела и, вальяжно раскинувшись, отдыхала, обмахиваясь невесть откуда здесь взявшейся тонкой брошюркой «Конституции СССР». – То ли дело у нас, на Волге, уху варят. Из осетра свежего, только что выловленного, да на костре. Там от одного запаха, пока варится, опьянеть можно…

– А я вообще раньше уху терпеть не могла, – заметила веснушчатая широколицая татарка в растянутой грязно-розовой майке, сидящая поблизости на противоположных нарах, – сама не ела и мужику своему не готовила. А здесь вот ем – и ничего, еще вкусно кажется.

Голова у Лены все еще кружилась от духоты, она сидела с казенной алюминиевой миской в руках, и тошнота подступала к горлу. Серовато-желтоватая бурда с резким болотным запахом никак не походила на то, что обычно называется «ухой». Есть совсем не хотелось. Было очень жарко, к душным испарениям сгрудившихся человеческих тел примешался отвратительный запах тюремной пищи. Во рту пересохло, и очень хотелось пить. Она уже выпила свою кружку бледного чая, но пить все равно снова хотелось.

– А ты чего сидишь, не ешь? – обратилась к ней Зойка.

– Да вот думаю, как эту бурду есть можно, когда на нее даже смотреть противно, – ответила Лена.

– Жри чего дают, другого не будет! Небось привыкла по ресторанам шляться, шалава, – прошипела какая-то невидимая соседка сверху.

– Ты что думала, что тебя здесь, как у любимой бабушки, разносолами кормить будут? – поинтересовалась Марго, вытирая свою ложку страницей, вырванной из конституции, и пряча ее под подушку.

– Если не будешь, мне отдай, я бы еще рубанула, – сообщила Зойка, вытирая губы кусочком черного хлеба.

– Вот обжора, сколько ни съест – все ей мало, – укоризненно заметила Марго, и соседки засмеялись. – И куда только все девается – ни мяса, ни жиру, один перевод продуктов. А ты не зевай, – добавила она, уже обращаясь к Лене, – ешь, пока есть что, а то здесь сидеть и еще не жрать – быстро ноги протянешь.

– Я, наверное, не хочу есть. Жарко очень, пить хочется.

– Ну раз не хочешь, тогда отдай Зойке, у нее солитер внутри сидит. Вообще, ты еще первый день с воли, поэтому можешь и поголодать. А пить я, так и быть, тебе сейчас дам. У меня тут свои запасы имеются. – Марго ловко извлекла из-под нар пластиковую бутылку из-под колы. – Подставляй стакан, это – кипяченая вода с вареньем, пей, и давай знакомиться.

– Меня Лена зовут, – представилась Лена, наслаждаясь подслащенной водой, – очень вкусно.

– А я Маргарита, можно просто Марго, это Зойка, это Римма, – указала она на усыпанную веснушками татарку. – Тут напротив Шурок с Надюхой. С остальными потом познакомишься. Мы тут вместе уже третий месяц, друг друга не обижаем и другим не даем. Раз уж ты здесь с нами оказалась, то живи по общим правилам, и тебе и всем лучше будет.

– Если бы еще вчера кто-нибудь сказал мне, что сегодня меня угораздит оказаться в следственном изоляторе, да еще по подозрению в убийстве, я бы в лучшем случае подумала, что человек большой шутник, а в худшем – что у него с головой проблемы, – горько усмехнулась Лена. – Знала бы заранее, сухарей бы, что ли, насушила.

– Лучше бы ты пачку сигарет припасла, а лучше целый блок, здесь табак – та же валюта, – посетовала Марго.

– От сумы да от тюрьмы, как говорится…

– Никто сюда не собирается.

Марго явно благоволила к Лене, и та, хоть и не подавала вида, в глубине души была этому очень рада. Внешне Марго совсем не казалась похожей на уголовницу. Было видно, что в прежней жизни она привыкла следить за собой и продолжала делать это и здесь, автоматически. Ее гладкие каштановые волосы были аккуратно причесаны и даже немного отливали неярким блеском. Хотя темные корни уже отросли, все же было заметно, что когда-то ее волосы были окрашены какой-то дорогой краской. Конечно, некоторая отечность и россыпь мелких язвочек на коже роднили ее с остальными. Что поделаешь, это следствие неизбежной, так называемой «бутырской болезни», связанной с постоянным недостатком кислорода и стрессовым состоянием. Но все язвочки были аккуратно помазаны зеленкой. Одежда на ней была довольно чистой, даже ногти на руках выглядели вполне ухоженными. Вот и сейчас, после обеда, она достала маленькую пластмассовую пилочку и, не афишируя своего занятия, безмятежно полировала ногти. Может быть, Марго и собиралась оказать ей свое покровительство, но Лена не чувствовала в этом никакой угрозы для своей независимости. Более того, Марго показалась ей симпатичной в человеческом плане, а своему чутью на людей Лена доверяла. Ничего плохого, если кто-то поможет ей адаптироваться в новых страшных условиях жизни, в которых так неожиданно пришлось оказаться. Ведь неизвестно, сколько времени ей придется здесь находиться, пока следствие обнаружит улики и разберется, что совсем не Лена убийца Сурика. А в том, что улики будут найдены, она не сомневалась. То, что ее подозревают и упрятали сюда, конечно, возмутительное заблуждение, но как будущий юрист она даже в чем-то могла понять тех, кто ее заподозрил. Никого, кроме нее, рядом с Суриком в эту ночь не было, пистолет в комнате. Но то, что эта чудовищная несправедливость рано или поздно не будет разрешена по справедливости, она даже не могла себе представить. Поэтому, пока следствие не выйдет на след настоящих киллеров, Лене придется ждать здесь, и ей нужно научиться выживать среди этого ада…