В подзорные трубы видны гнутые крыши храмов. Множество лодок шло по спокойной поверхности моря во все стороны.

Капитан приказал вызвать японца, бежавшего из Хакодате. Тот вошел в матросской форме, отдал честь и вытянулся. В парике из пакли он белокур и смугл, как переодетый забайкальский казак.

– Где город, Киселев? – спросил его Гошкевич.

Японец поднялся с офицерами на капитанский мостик и показал на гору, одиноко возвышавшуюся на дальнем берегу.

– За этой горой.

– Ты бывал здесь?

– Нет, не был. Но видел на картинах изображение города и пристани, – отвечал японец.

С марса спустился штурманский поручик Елкин.

– Город большой, богатый, в трубу видно, что там начался невообразимый переполох. Вон, смотрите, все суда и лодки как магнитом тянет за коническую гору. За ней находится, видимо, устье реки. По-моему, нас не ждали, и поэтому такой переполох. В городе люди бегут по улице толпами… Да, за горой, видимо, устье реки, и туда во множестве идут торговые суда.

– Кажется, мы пришли в Осака раньше, чем поспели сюда распоряжения из Эдо! – сказал Посьет.

Японец Киселев объяснил, что высокая гора насыпана руками людей. Что реку приходилось углублять, песок из нее всегда вычерпывали и сваливали. За многие сотни лет получилась такая высокая гора. На ней разбит сад из розовой вишни. Заметно было, что обо всем этом японец говорил с гордостью.

– Наша «Диана» – черный корабль. У Перри тоже были черные корабли. Поэтому жители города поняли, что пришли американцы, и все очень испугались. У японцев корабли красятся в белую краску и вообще делаются очень красивыми, – объяснял Киселев.

«Диана» бросила якорь в трех кабельтовых от устья реки. Быстро наступила южная ночь. На берегу зажглось множество огней. Огни двигались по реке, по горе вверх и вниз и по всем берегам.

Утром баркас отвалил от «Дианы». На руле сидел лейтенант Пещуров. Он правил в устье реки, протекавшей по городу и забитой множеством мачтовых лодок. На баркасе адмирал, капитан, Гошкевич, Сибирцев и два десятка матросов. В кильватере идут еще две шлюпки.

Вход в реку перегородила плотная масса лодок. На палубах стоят целые отряды японских воинов в голубых халатах. Черное пламя отражается от лакированных шляп самураев.

На горе и по берегу моря видны солдаты с копьями. На холмах разбиты группы шатров. Всюду лагеря и войска. «Поразительно, как быстро японцы собрали такую армию», – думал Алексей Николаевич.

Близился вход в узкую реку. Берега ее облицованы серым камнем. Крупные плиты уложены друг на друга, и прямо на них, как на фундаментах, построены живописные башни под цветной глазурованной черепицей. Эти башни с многочисленными крышами одна над другой стоят у входа в реку, как два часовых в выгнутых шляпах. Их красные черепицы сияют на утреннем солнце. Форты защищают вход в реку.

У подножия расположилось на лодках японское войско со множеством флагов и значков на высоких древках.

– Войска много! – с сожалением сказал Киселев. – Мы их, наверное, не победим. – Он стал объяснять Гошкевичу, что, судя по знаменам, тут кроме императорских собраны войска разных князей.

– Навались! – приказал Лесовский, и баркас помчался прямо на строй японских лодок.

Японцы двинулись навстречу. Приближаясь, они ставили свои лодки бортами под удар. Пришлось бы разбить борта первой же, которая подвернулась.

– Суши весла… Табань! – раздалась команда, и баркас сразу встал.

– У них тут много народу очень, – по-японски говорил Гошкевичу новый моряк.

Гошкевич, стоя на носу баркаса, спросил, нет ли голландского переводчика. Ему отвечали с лодок по-японски, что переводчика нет.

– А на нэ, – крикнул Киселев, перегибаясь с кормы к ближайшей лодке. Он о чем-то разговорился с солдатами.

Гошкевич написал иероглифами записку и передал ее на большую лодку рыцарю с двумя саблями.

Японцы, увидев на листе прозрачной бумаги написанные умелой рукой иероглифы, стеснились, читая их, а потом с уважением посмотрели на высокого рыжего эбису.[49]

– Надо, господа, уметь и уступать, – сказал адмирал, возвратившись с офицерами на судно.

«Все зря ходим, – думал Алексей Сибирцев. – Сколько опять забот, трудов напрасных. Понесло же нас сюда! Даже не видим ничего. А сколько, наверно, в этом городе интересного, там, за горой».

На судно прибыли чиновники.

– Почему вы собрали такое множество войска, когда мы пришли на одном корабле с небольшой командой? – спросил их адмирал.

Чиновники и переводчики заполнили почти весь салон адмирала.

– Этот порт закрыт для иностранцев. И встречи с нашими послами возможны только в Нагасаки. Ваше прибытие очень обеспокоило наш народ. Поэтому, чтобы успокоить население, мы собрали войска. И мы не можем позволить здесь сход на берег при всем уважении к вам.

Путятин объяснил, что письмо для японского правительства он передал губернатору города Хакодате.

– Мы прибыли сюда, чтобы встретиться здесь с представителями высшего японского правительства и, проникнутые духом благоговения перед святынями Японии, благополучно закончить переговоры, начатые нами в Нагасаки. Мы пришли с дружественными намерениями и не позволим себе никаких враждебных действий. Нам кажется, что вблизи Эдо продолжать переговоры будет трудней, чем вблизи Осака…

– Мы очень благодарны вам за это, – спокойно отвечал старый чиновник, – но у нас принято считать, что если иностранное судно входит в запрещенные для него воды, то это враждебное действие.

– Сейчас уже пора менять такие взгляды. У вас изданы теперь новые законы. Мы известили правительство Японии, что идем сюда. Письмо об этом принято. Мы пришли законно и ждем ответа на свое письмо и не будем нарушать законы вашей страны.

– Нам кажется, что вам надо как можно скорей уйти отсюда. Это будет понято у нас как выражение дружбы и уважения к нашим обычаям. Здесь у нас нет знатоков западного языка и учреждения для приемов иностранцев.

– Мы должны дождаться ответа на наше письмо, – отвечал Путятин.

Потянулись дни терпеливого ожидания. С утра до поздней ночи капитан не давал покоя экипажу. С утра матросы маршировали по палубе с ружьями. Они упражнялись, передвигая пушки, как на артиллерийских учениях. После обеда занимались парусными и гребными гонками.

Елкин ходил на шлюпке с разрезным гротом и описывал берега Внутреннего моря. Какая-то японка кинула ему однажды яблоко из своей лодки. Можайский подходил на вельботе к устью реки и рисовал два форта на ее берегах, похожие на розовые столбы или на многоэтажные храмы.

А в Осака закрывались магазины и лавки. Население хлынуло прочь из города. Весть о приходе иностранцев на военном корабле разнеслась повсюду. До сих пор люди знали, что иностранцы на черных кораблях появлялись лишь в заливе Эдо. Сообщали друг другу тайно, под страхом наказаний. Но эту запретную для простого народа новость узнала вся страна.