Впереди была широкая просека.

Отдуваясь, пытаясь восстановить дыхание, Северин уже в который раз споткнулся, ухватился растопыренной пятерней за корявый древесный ствол, чтоб удержаться на ногах хотя бы на этот раз… Зашипел, обдирая кожу на пальцах, ломая ногти о жесткую древесную кору…

Острые грани лезвий – резкий и неприятный холодок – коснулись его сразу в трех местах – основание шеи, затылок, живот под рубахой…

«Добегался…»

– Не дергайся, парень, – раздалось из-за правого его плеча. – От кого бежишь-то?

Приятный женский голос.

– Ишь, отдувается как, – хриплый бас из-за левого плеча. – От мертвяков, что ли, улепетывает, горемычный?

– Найрису! – Северин сбился на кашель. – Кха-кха-кха… К Найрису…

– Тс-с-с! – прервала невидимая девица. – Эй, слышишь? Там, возле берега?!

Северину очень хотелось посмотреть на нее, но он не решился двинуть головой, зажатой между двумя остро отточенными лезвиями.

– Наши, что ли, возвращаются?

– Не похоже… Эй, малыш, ты откуда взялся? – это уже ему, Северину.

– Возле берега… я, кхе-кхе… Гирбилин… Там… рыбалка…

– Тихо! – шикнула девица. – Ну-ка шепотом, рыбачок!

– Да-да… – Северин перешел на шепот. – Возле берега… напали. С ними маг. Они гнались… за Гирбилином. И за мной. Саламандер… Тьма… и огонь… как змеи!

– Что за комедия? – пробурчал воин. Лезвие ощутимо холодило кожу Северина. – Или он юродивый?

– Амофила начала войну, – выдавил Северин из себя, наконец. – Где Найрис?!

– Что?!

– Это были его последние слова, – сказал Северин. – «Амофила начала войну!» И про Мурина…

Лезвия синхронно ушли в стороны.

– За мной, – прошипела девица, ныряя в заросли.

Ее спутник похлопал Северина по плечу. Мол, вперед, мы проводим.

«Из огня да в полымя, – подумал Северин. – Что за вечер?! Что за неделя?! Что за жизнь…»

Подножие Тенабировой Башни. Каменные плиты, широкая площадка – призрачная в тусклом лунном свете, окруженная со всех сторон непролазной чащей.

Похоже, байки не врали – Башня оказалась и впрямь обитаемой.

И, похоже, всех тех, кто, по слухам, обретался в ней, уже подняли по тревоге.

На площадке, у подножия этого циклопического сооружения, похожего на громадный гриб, в красных отсветах факелов виднелась растянувшаяся цепочка черных теней. Воины в легких черных доспехах и узорчатых масках, скрывающих лица…

Те двое, что захватили Северина в лесу, вывели его на центр площадки.

Стоящие возле башни, все они – сквозь прорези масок – смотрели на него. Северин был здесь чужаком, лишним.

Он ощутил, как нелепо выглядит по сравнению с ними.

Он по-прежнему был облачен в те вещи, которые они достали из тайника Гирбилина: плащ, разорванный о сучья в ходе безумной гонки через лес, штопаная рубаха, полинялые штаны, перчатки с оторванными пальцами и потрепанные сапоги.

Вдоль шеренги воинов, по направлению к Северину, шел некто в длинной темно-синей хламиде, с посохом, в резной маске, украшенной голубыми камнями, под надвинутым капюшоном. В прорезях маски блеснули шальные глаза.

– Ты почему здесь? Где Гирбилин?! – знакомый голос.

– Убит, – сказал Северин.

Секундная задержка, и сиплый приказ:

– Рассказывай…

– Он велел передать тебе… Амофила начала войну. Мурин. Родная кровь.

– Слово в слово?

– Слово в слово.

Найрис кивнул. Затем повернулся к тем двоим, что сопровождали Северина.

– Мы торопились… – начала было девица. – Этот парень, на просеке…

– Знаю, – глухо оборвал Найрис. – Я позволил гостю возвращаться одному. Вина на мне… Но первый наш долг – отомстить! Они убивают на нашей земле. Убивают наших гостей. Это война!

Мертвая тишина. Лишь треск факелов и отголоски птичьих трелей в глубине чащи.

– ВОЙНА-А-А-А! – заревел Найрис, срывая с себя капюшон, маску, вскидывая вверх посох.

Его глаза изменились – стали непроницаемо-черными – Тьма полностью заволокла их, не оставив даже намека на белок.

Воины ответили ему слитным ревом, в ответном салюте поднимая свои клинки, на гранях которых задрожало, заплясало пламя факелов.

Найрис развернулся, вперил страшные густо-черные глаза в Северина, зашипел, и в голосе его было уже совсем мало человеческого:

– Покажи месс-с-сто!

Северин снова бежал через лес. На этот раз в обратном направлении. На этот раз – не один.

Он вновь спотыкался о коряги, валежник, выступающие корни. Но теперь его подхватывали под руки, не давали упасть. Даже сунули в руки флягу с какой-то забористой дрянью, от которой в первый миг у него перехватило дыхание, но уже во второй – вернулись силы, чтобы продолжать дальнейшую гонку.

Вокруг него, насколько хватало глаз, ожил весь лес.

Шелестели папоротники, трещали под легкой поступью сучья, но самих воинов почти не различить. Невесомые, стремительные, невидимые – они сливались с лесом.

Вот каковы они в деле – Мглистые Акробаты.

Они достигли берега Мошкарицы. Факелы озарили камыши и осот, опаленные заклятьями атаковавших.

Северин вывел Найриса к телу его старого товарища.

Какие-то смутные тени нависали над ним, покачиваясь, издавая невнятное бормотание. Они повернулись на свет факелов – пустые глазницы, оскаленные зубы.

Случайная нежить, пришедшая на свежий запах крови и пепла.

По жесту Найриса Мглистые Акробаты атаковали мертвяков. Засвистели клинки, ухнули алебарды – нежить в считаные мгновения рассыпалась в труху.

Найрис, подсвечивая посохом, в навершии которого затеплился холодный голубой огонек, склонился над телом в камышах.

– Мертв… – Найрис обернулся к Северину, глянул через плечо. – Мне жаль, – сказал он безразлично. – Он был храбрый воин и хороший товарищ.

Глаза его уже успели изменить цвет. Вновь стали человеческими. Почти человеческими.

– Да что же произошло?! – Северин сорвался на крик. – Почему его убили?! Что за дикая гребатория здесь происходит вообще?! И где были вы, вы со всей вот этой вашей армией?!! Что все это значит?

Найрис поднялся из камышей, указал своим людям на тело Гирбилина: мол, заберите.

– Это значит, – сказал он Северину. – Что началась война… Твое присутствие здесь теперь будет для тебя небезопасным.

Северин опешил, в горле застрял комок: