отец оставил меня за старшего, а это значит – я за всем должен следить и знать обо всем, что происходит в семье. Ты со мной? – предложил он брату.

– Нет, – отрицательно качну головой тот. – Я очень устал, пойду отдыхать.

– Ну, хорошо. Тогда я тебя провожу, – сказал Керк, поднявшись с колена.

Братья направились вверх по лестнице на второй этаж. Где в длинном и узком коридоре по левую стороны от лестницы находились опочивальни Тура и Эриха, а с правой Малуши. Тур повернул в полутемный коридор и направился в свои покои, пожелав на прощание брату, доброй ночи. А Керк двинулся в опочивальню сестренки.

Подходя к покоям Малуши, он увидел выходящую из дверей, няню Бажену и окликнул ее:

– Бажена…

– Ах, ваша милость, вы пришли? А я иду к правительнице. Малуша-то наша приболела и хочет видеть матушку, – медовым голосом протянула старушка.

– Ну, что ж, сходи, Бажена… сходи. А я пока побуду у Малуши, она там с кем? – спросил юноша да услышав о матери нахмурился, легкой волной пробежало обидчивое трепетание по его губам.

– Она с няней Радой, – ответила Бажена, и, поклонившись, проследовала мимо него по коридору к лестнице.

Керк открыл дверь и зашел в покои сестры. В опочивальне девочки правил полумрак, в середине покоев стояло маленькое ложе Малуши, на котором, раскинув ручки, лежала сестра. Навстречу Керку, поднялась со скамейки женщина пожилая, с добрыми чертами лица, она улыбнулась сыну правителя, и тихонько обращаясь к девочке, сказала:

– Свет наш, Малушенька, посмотрите, брат старший к вам пришел, проведать вас.

Керк неторопливо подошел к ложу и увидел, что сестренка не спит, а задорно улыбается ему:

– Здравствуй, Малуша, как ты?

Девочка захлопала длинными ресницами и, вздохнув, сказала:

– Да вот, ножки вчела пломочила и тепель болею. Голова болит, ножки…. ножки тоже болят.

Керк протянул руку, потрогал лоб сестры, каковой был слегка горячеватым, и, наклонившись, нежно поцеловал девочку в пухлую щеку, да присев на ложе, чуть зримо покачивая головой, поинтересовался:

– Это плохо, что ножки с головкой болят. А где же ты вчера ножки промочила?

– Да, я в плудик залезла, – лукаво глянув на няню Раду, откликнулась сестра и звонко засмеялась.

– Ах, ваша милость, – запричитала Рада, всплеснув руками. – Такая она баловница – наша Малуша. Залезла вчера в прудик и ножки промочила, а ведь на улице уже не лето, а осень.

– Ну, ничего. Ничего, – оправдал юноша сестру, оправляя на ее головке длинные белокурые локоны. – Малуша больше не будет, правда?

Девочка кивнула головой и по-озорному зыркнула на старшего брата так, что тот сразу понял, Малуша обязательно, стоит ей выздороветь, еще раз залезет в тот прудик.

– Не будешь? – переспросил Керк и ласково поцеловал ее горячеватую ладошку.

– Не буду, – улыбаясь проявленной нежности, ответила Малуша, да широко, устало зевнула.

Керк поднялся с ложа, стараясь избежать встречи с правительницей в опочивальне сестры, и уже было направился к выходу.

– Ты уходишь? – останавливая его, протянуло опечаленно девочка, и заплюхала вверх… вниз ресничками.

– Да, я ухожу. Мне надо учиться, но завтра я приду, чтобы проверить, как ты себя чувствуешь, – сдерживая свою поступь, откликнулся Керк, и, наклонившись снова поцеловал сестру, а Малуша обхватила своими маленькими ручонками шею брата и крепко–накрепко чмокнула его в губы.

– Выздоравливай! – нежно сказал ей Керк.

– А ты завтла точно плидешь? – спросила девочка, выпуская из объятий шею брата.

– Обещаю, – молвил Керк, и, развернувшись, неспешной пошел к дверям.

Но около двери юноша снова остановился, и, качнул головой, подзывая тем самым няню к себе. Рада шаркая ногами, медленно приблизилась к сыну правителя, и, уставившись в его лицо, замерла, вслушиваясь в распоряжения.

– Если Малуше ночью будет хуже, – негромко произнес Керк, поколь не сводя взору с сестренки, вскидывающей вверх ручонки и ударяющей кулачками по ложу. – Придите ко мне, – и улыбнулся непоседливости девочки.

– Слушаюсь, ваша милость, – кивнула головой няня и улыбнулась в ответ.

Весь оставшийся вечер Керк посвятил магии. Отец уезжая, дал ему задание – выучить некоторые обереги и присухи. И он, четко повинуясь указаниям отца, учил обереги. Но в этот вечер обереги давались тяжело. Он все время мысленно возвращался к происшедшему в столовой и не мог сосредоточиться на учебе. Единственное, что хорошо уяснил в этот вечер… это то, что мать, не хочет видеть его наследником престола. Керку хотелось рассказать отцу обо всем, что случилось сегодня, да только не желалось ему тревожить и расстраивать правителя. И потом было тяжело признать, что их мать… мать, которая дала жизнь и ему, и Эриху, и Туру, и Малуше, способна на такие слова и действия. Одно дело думать и подозревать, а другое дело сказать об этом отцу вслух. И Керк опять пришел к выводу, что лучше об этом совсем не вспоминать, забыть и ничего не говорить правителю.

Когда, наконец–то, обереги были выучены и даже испробованы, юноша закрыл книгу и вышел из комнаты. Да первое, что увидел в коридоре, это, прилегшего на скамейке и уже дремавшего, слугу.

– Борщ, ты, что тут делаешь? – возбужденно изрек Керк, и, протянув руку потрепал слугу за плечо.

Борщ открыл глаза, и поднял голову, оторвав ее от скамьи, а увидев сына правителя стремительно вскочив на ноги, ответил, при этом широко зеваючи:

– Ваша милость, как, что я тут делаю? Жду вас. Ваш отец, правитель, Ярил перед отъездом вызвал меня к себе и приказал, чтобы я каждый вечер зажигал факел и провожал вас до дверей ваших покоев, – слуга суматошливо снял из укрепления на стене факел, и, освещая путь повел сына правителя по коридорам.

Керк шел по коридору к своей опочивальне и благодарно думал об отце, который все предусмотрел, уезжая. Приказав слуге провожать сына до покоев и наложив заговор на опочивальню, так чтобы туда никто кроме Керка, отца, Тура и слуги не мог войти. Борщ проводил юношу до покоев, открыл дверь, зажег свечи в канделябрах, и, вставив потушенный факел в укрепление в стене, поклонился и вышел, напоследок пожелав доброй ночи. Керк медленно разделся и устало лег на ложе, не потушив свечи, думая и переваривая происшедшее за день. Он лежал и рассматривал свои покои, где кроме ложа стояли два небольших стола. Один из них поместился подле самого ложа, на нем Борщ оставлял, блюдо с едой по утрам, а другой, стоял напротив, на нем ставился таз для умывания. В покоях также находились два сидения со спинками устланные небольшими коврами. Скромный и простой быт точно такой, же какой царил и во всем дворце. Незаметно, за