Некоторые солдаты лучше приспособились к ожиданию смерти и не трепетали перед боем. Они говорили: «Будь что будет! Чем ждать, как бараны, смерти в этих горах, лучше уж вернуться домой в гробу, покрытом флагом со звездой и полумесяцем».

Джемаль знал, что смерть исходит от Мемо. Он с горечью думал о том, что в золотые дни их юности и представить себе не мог, что в будущем станет целью для ружья Мемо, подобно куропатке на охоте. Десятки ночей они просиживали вместе до утра, ели в гостях друг у друга и по-юношески то и дело влюблялись в девушек.

А сейчас они хотят друг друга убить.

Джемаль чувствовал, что от бешенства даже не может вздохнуть полной грудью. Он думал, как спастись. Скоро он встретит Мемо и с полным правом накажет его, а винтовку вырвет из его рук и разнесет вдребезги, чтобы тот больше не мог стрелять. «Собака! – прошипел Джемаль. – Взбесившийся убийца друзей, неверный пес!»

С тяжелыми пулеметами, гранатами, ракетами, винтовками G3 они удерживали занятую позицию; тянулись часы, однако боевики РПК не появлялись.

В таких засадах никто не мог заснуть, каждую минуту надо быть настороже. Члены группы не переговаривались, даже шепотом. Джемаль хорошо знал мысли и мечты, в которые погружался в такие моменты каждый… И он так был сосредоточен на Мемо, что словно наяву видел его перед собой. Его сердце колотилось, но когда разум возвращался к нему, то он давал себе отчет в том, что находится где-то посредине между сном и бодрствованием. Этой ночью нельзя было совершить никакой ошибки, никакого необдуманного поступка. При мысли об ошибке, ему вспомнился один футбольный матч с Мемо в селе, на котором были допущены многие ошибки и совершены многие глупости…

Ему вспомнилась площадка рядом с гаражом, где они, задорно переругиваясь, засчитывая и не засчитывая голы, рубились в футбол, обливаясь потом. Один раз они хотели непременно победить команду соперников из соседнего села, и Джемаль, чтобы обеспечить успех, придумал пойти к ходже и попросить его написать амулет, чтобы защитить команду от проигрыша. Ходжа написал амулет и закопал в землю перед воротами. В первом тайме все чувствовали себя окрыленными от радости, потому что даже самые мощные броски попадали не в ворота, а в стойку, или же, отбитые вратарем, улетали на трибуны. Они очень верили в ходжу и силу амулета. Им и в голову не пришло подумать о перерыве между таймами. Перед тем, как выйти на поле, они с ужасом осознали, что команды поменялись местами и ворота, перед которыми был зарыт амулет, стали воротами команды соперников. Как они могли забить гол через ими же заложенный амулет?! Во втором тайме им забили три гола, и теперь уже их удары попадали в стойку, отбивались вратарем или, словно птицы, улетали за пределы поля. После поражения в матче Мемо сказал Джемалю: «Идиот! Ты всех нас подвел. Если уж ты додумался написать амулет, почему не учел, что ворота поменяют?!»

Джемалю оставалось только молчать – упрек товарища был справедлив.

А сейчас тот же Мемо хочет его убить, посылает свистящие над головой ракеты, стреляет по находящимся рядом товарищам, устраивает минные ловушки, покушается на жизнь Джемаля.

Он вздрагивал, когда дождевая вода, просачиваясь за шиворот, стекала по спине, однако делать было нечего, надо было ждать, не шелохнувшись. Вши, от которых чесалось все тело, дождь, холод, боль, кашель, кровавый понос, грипп… Даже с сорокаградусной температурой они круглосуточно оставались в открытом поле под пробирающим до мозга костей дождем. Никаких «уважительных причин» для уклонения от этого быть не могло.

Джемаль пытался представить себе свое село, отца, мать, дядю, сестер, Дёне, Мерьем. Воображая, как женщины в доме заваривают чай и отец с дядей пьют его, засунув за щеку по куску сахара, он старался почувствовать внутреннее тепло, однако ничего не выходило. Словно и не было никакой довоенной жизни, будто он так и родился солдатом в этих горах. Ничего не осталось у него в памяти, кроме приходящей в ночных снах, прячущей лицо Чистой Невесты, которая занималась с ним любовью. Чистой Невесты да заклятого врага Мемо. Свой дом, родных он представить себе уже не мог. Зато все, что было связано с Мемо, до мельчайших подробностей воскрешал в своей памяти. Он помнил худое, со впалыми щеками смуглое лицо, тонкие усики. Помнил, как во время улыбки рот Мемо скашивается направо, его спокойные, но полные внутреннего напряжения движения. Иногда перед его глазами вставал отец, порой Джемаль даже будто слышал его голос. Чаще всего тот появлялся, чтобы дать сыну наставление и предостеречь от греха. Отец держал под контролем все происходящее.

Под утро Джемаль почувствовал в группе какую-то напряженность: не видя друг друга в темноте, они остро реагировали на все происходящее. Они слушали ночь. Они старались уловить звук шагов тех, кто по рации называл себя «властелинами тьмы и гор». Джемаль слышал даже, как капитан старается не дышать. В мокрой каше тающего снега что-то отчетливо доносилось. Это было похоже на «буль-буль» – странные, слабые, едва слышимые звуки.

Они даже не были уверены, что слышали что-то, но осторожно, без единого шороха, приготовили оружие. Сердце Джемаля колотилось не только в груди, во всем теле. Чуть позже они откроют прицельный огонь, запуская осветительные ракеты, чтобы разглядеть местность, а пулеметы в их руках будут изрыгать смерть…

И вот это случилось. Звук достиг высокого уровня, и в кромешной темноте капитан отдал приказ открыть огонь. Оглушительный грохот расколол ночную тьму. Стреляли вслепую. Запущенные в небо осветительные ракеты не помогли – ничего нельзя было разглядеть. В какой-то момент они ощутили, что в плотной тьме никого нет – огонь ведется впустую, хотя какое-то время продолжали стрелять. Однако пора было заканчивать. Может, и в самом деле перед ними никого нет, а может, все погибли или отступили и сбежали. Над горами начал заниматься новый день, они осветились красноватым светом. Оставалось дождаться рассвета. Солдаты ждали. Напрягая зрение, вглядывались в слегка проредившуюся тьму, пытаясь разглядеть противника. Дождь прекратился. После оглушительной стрельбы в ущелье наступила странная тишина, пугающая еще больше…

Засиявший из-за гор алый свет зари больно ударил по уставшим покрасневшим глазам, которые Джемаль ни разу не сомкнул за ночь. Он посмотрел на ярко-красную линию, которая очертила абрис горы, и увидел с правой стороны светящуюся, непривычно большую звезду. Ему стало не по себе.

Светало, вокруг не было ничего угрожающего или сверхъестественного. Долина лежала перед ними – беззвучная и сонная. У Джемаля крепло ощущение, что ночью они вели огонь впустую. Это уже было второе утро без сна, роту одолевала зевота. Капитан пребывал в сомнениях: если они стреляли в пустоту, то он может стать посмешищем в глазах солдат…

Подождали еще полчаса.

Из-за вершины горы выползло солнце.

Капитан поднялся с земли, выпрямился, огляделся вокруг, сказал хриплым голосом: «Никого не видать!» – и был сражен наповал. Это были его последние слова, пуля вонзилась ему в горло. Хлестала кровь, Джемаль никогда не видел, чтобы из человека вытекло столько крови. Солдаты кричали: «Командир, командир!», они сообщили по рации о том, что капитан убит.