– ...А потому убери свой меч, Конрад.

Тевтонский рыцарь послушался. Может быть, понял, чего не знал. А может, – вспомнил, что знал, но забыл. Конрад скривился, однако сунул клинок обратно в ножны. Отступил.

– Ты хочешь платы? – Всеволод снова заговорил по-русски, обращаясь к степной ведьме. – Хорошо, я тебе заплачу. Золотом – за каждое слово. И пусть эта плата будет той самой связью, соединяющей воедино разделенное.

Он потянулся к кошелю на поясе. Улыбка старухи стала шире.

– Что значит презренное золото в мире, на который уже легла тень смерти?

Так... золото, значит, здесь уста не откроет. Шаманка знает, чего просить. Ведает, чего боится нечисть.

– Хочешь серебра? Что ж, если надо будет...

– А на что оно мне? – половчанка продолжала улыбаться. – Видишь, в моем очаге нет огня, а подле очага нет дров, чтобы разжечь его. И некому собрать топливо для костра. И одна я не смогу выплавить себе серебряную юрту, в которую не проникнут создания тьмы. Да и у тебя не отыщется столько белого металла.

– Я могу оставить тебе серебрёное оружие и доспех, коих устрашится любая нечисть.

Старуха закаркала, залаяла... Такой у нее был смех.

– Я всего лишь слабая старая женщина, урус-хан. Боевой доспех раздавит мое немощное тело, а меч, кованный для воина, мне не поднять. Нет, этого не нужно. От ночного демона-волка меня надежнее обережет мой заговор.

– Чего же ты тогда хочешь?

Непонятно! Раз уж ведьма отказывается от посеребренной стали...

Из узких щелочек на Всеволода глянули две колючие ледышки.

– Дай мне конных богатуров из твоего отряда, чтобы они оберегали мою юрту, когда сюда придут те, кто не есть мяса, но пьет кровь. Те, кого не остановят заговорные слова против волка.

Упыри! Вот кого боится ведьма! Что ж, с человеком, испытывающим страх перед грядущим, торговаться легче, но...

– Дай богатуров, урус-хан!

Но слишком велика запрошенная цена.

– Этого не будет, старуха, – твердо сказал Всеволод. – Все мои воины пойдут со мной. Ибо в поход они выступили не для того, чтобы охранять твой шатер. У них иное предназначение.

– Сдохнуть за Западными хребтами, – зло прошипела половчанка.

– Я уже просил тебя – не каркай, – повысил голос Всеволод.

Малосильные колдуньи вроде этой не способны предвидеть или призывать будущее. Но внести смуту в человеческое сердце смогут и они.

А ведьма опять улыбалась.

– Не каркай, – еще раз с нажимом повторил Всеволод, – иначе я уйду и оставлю тебя наедине со своим спутником, который никак не может убрать руку со своего оружия.

Взгляд Всеволода, а следом и взгляд старухи скользнул по длани сакса, вцепившейся в рукоять меча.

– Он на дух не переносит все ваше колдовское и ведьмовское племя. В его родных краях таких, как ты, принято сжигать на кострах. И он не верит ни единому твоему слову.

– А ты? – Старуха прищурила и без того узкие глазки. – Ты готов мне поверить, урус-хан?

И тут же ответила себе сама:

– Раз все еще торгуешься с беспомощной старухой – значит, веришь.

Снова – смех-карканье под темными войлочными сводами.

Вообще-то эта торговля с несговорчивой половецкой шаманкой была Всеволоду крайне неприятна. Но...

– Ты выжила там, где другие гибнут. А я обычно верю тем, кто выживает.

– И ты не страшишься обмана обманувшей смерть?

– Нет. Ты первой заговорила о плате. И ты не солжешь мне, если мы придем к полюбовному соглашению. Приняв дар за свою помощь, ты станешь его заложником. А коли обманешь – твоя и без того невеликая сила истощится.

– Тебе многое известно, урус-хан, – подняла брови шаманка.

– У меня был хороший учитель.

– Очень хороший, – согласилась она.

– Конечно, ты можешь ничего не говорить и не брать никаких подарков. Тогда мы уйдем ни с чем. Но и я не стану препятствовать тому, кто захочет ненадолго задержаться в твоей юрте.

Всеволод еще раз взглянул на Конрада.

Старуха насупилась.

– У нас мало времени, и я больше не собираюсь терять его здесь понапрасну. Так что решай, старуха. Только быстро. Мы еще можем договориться. За слово, останавливающее ночных оборотней, я дам тебе пищу, одежду, оружие и броню. Но воинов у меня просить не смей.

– Тогда – коней, – глухо произнесла шаманка.

– Что?

– Тогда дай мне коней, урус-хан, чтобы я могла впрячь их в повозку, погрузить юрту, собрать вещи и отправиться на поиски более спокойных мест, если такие еще есть в этом несчастном мирр.

Всеволод поморщился:

– Кони нам тоже нужны. Мы спешим...

– Знаю – за Западные горы. Но, боюсь, без моего слова вы далеко не уедете. Даже если ночные демоны-волки не доберутся до твоих воинов, они растерзают твоих коней. А без коней вам не спастись от других демонов тьмы, алчущих не мяса, но крови. Подумай об этом, урус-хан. Хорошенько подумай, прежде чем умертвить вредную старуху.

Всеволод сжал кулаки:

– Сколько коней тебе потребно?

Глаза шаманки загорелись.

– Сколько пальцев на двух руках – столько.

Она растопырила перед его лицом сухие пальцы с длинными желтыми ногтями.

– Ведьма, в своем ли ты уме? Ты не сможешь удержать при себе такой табун. Ты и с пятью лошадьми не управишься.

– Я родилась и выросла в степи. Я с детства приучена обращаться с любой скотиной.

– Но не с боевыми конями. Ты колдунья, а не воин. И дряхлая старуха притом.

– Хорошо, дай не боевых. Дай мне десять загонных или вьючных коней.

– Нет, – покачал головой Всеволод. – Столько я дать не могу – даже не рассчитывай. Подарить тебе десять коней – значит, спешить десять человек или оставить весь десяток без припасов в дороге. Ты получишь двух. Впряжешь их в повозку. Этого достаточно, чтобы сняться с места и отправиться в путь. Кроме того, я оставлю при конях дорожные сумы с зерном и пищей.

– Шесть коней, – поджав губы, потребовала старая половчанка. – Дай мне шесть коней, урус-хан.

– Мне надоело торговаться с тобой, ведьма! – Он в самом деле терял терпение. – Или ты надеешься, что в этих безлюдных степях появится кто-то еще, кто предложит тебе большее?

– Четыре коня! Дай четырех!

– Два. Я уже сказал тебе.