— Ты знаешь, мне приятно твое общество, — сказал я Харри, — но не мог бы ты отвезти меня не к себе, а к Мелинде?

Он помедлил, прежде чем ответить, но все же сказал:

— Ее нет дома, Сим. Она арестована. Мелинда Таусер — политзаключенная.

Мне понадобилось несколько бесконечных секунд, чтобы осознать услышанное. Меня охватил почти божественный гнев, и я стал искать, против кого обратить его. Я не боялся за безопасность Мелинды, ибо был уверен в своем могуществе. И по-прежнему не чувствовал, что снова прибегаю к ложной философии, столько раз доводившей меня до беды...

Я стоял у окна в кабинете Харри со стаканом бренди в руке, но так и не отпил из него. За окном виднелись черные скелеты деревьев, засыпанные снегом газоны и заиндевелый кустарник живой изгороди. Этот безжизненный зимний пейзаж как нельзя лучше соответствовал моим мыслям, а я размышлял сейчас о том, что рассказал мне Харри по дороге к дому. Мелинда была замешана в истории с памфлетами какой-то революционной группы и находилась под следствием. Она написала мою биографию, и после журнальной публикации первой части — детство в ИС-комплексе — ее арестовали для допроса в связи с убийством полицейского и нападением на “ревунок”, произошедшим за две недели до того. Проведен допрос или нет — никто не знал: она все еще находилась под арестом.

Журнальная статья была не просто моей биографией: она содержала несколько антивоенных замечаний и выпадов против И С, насчет публикации которых мы до моего заключения в разуме Ребенка так и не приняли окончательного решения.

— Когда суд? — спросил я. По настоянию Харри мы отложили обсуждение этой проблемы до тех пор, пока не окажемся в его теплой и уютной “берлоге”.

— Дело будет рассматриваться в Военном суде. В сентябре.

— Семь с половиной месяцев! — Я отвернулся от окна, в гневе расплескав бренди.

— Если на дело навешивают ярлык “государственная измена”, законы это допускают.

— А залог?

— Никакого залога.

— Как никакого?

— Вот так.

— Но по закону...

Харри жестом остановил меня. Выглядел он ужасно, словно ему было тяжелее говорить это, чем мне — слушать.

— Помни, у нас больше не республика. Военизированное государство, в котором члены хунты решают, каким должен быть закон. Ради общественного спокойствия, как они говорят, залог отменен, и понятие превентивного задержания расширилось бесконечно.

— Так борись с ними! — воскликнул я. — Ты же боролся за меня, когда...

— Теперь все не так. Ты не понимаешь нынешнего положения вещей. Для того чтобы освободить тебя, я обратил против них закон. Но теперь сами они и есть закон и могут устанавливать какие им вздумается правила. Бороться с ними сейчас — все равно что танцевать на зыбучем песке.

Я сел в кресло, чувствуя, что снова испуган — совсем немного испуган; страх этот таился внутри меня и не проявлялся внешне. Просто мир вокруг Ц стал казаться похожим на вселенную в сознании Ребенка, где все выглядело прочным и ощутимым, но ничему нельзя было верить, где твердое вещество могло испариться, а жидкость — обратиться в твердую почву под ногами.

— Она не единственная, — сказал Харри. Как будто страдания многих делали для меня судьбу Мелинды менее важной!.. Нет, именно это и делало ее важнее всего.

— Я позвоню, — сказал я и потянулся за телефоном.

— Кому?

— Морсфагену.

— Возможно, ты совершаешь ошибку.

— Если этот сукин сын хочет, чтобы я на него работал, пусть вытащит ее из Гробницы!

Я нашел его номер, набрал и стал ждать, пока солдат позовет к телефону младшего офицера, пока тот пойдет за майором (майор оказался заикой) и пока, наконец, майор позовет Морефагена.

— В чем дело? — спросил он. Холодно. Властно. Голосом хорошо выдрессированного налогового инспектора.

— В Гробнице содержится одна девушка, задержанная Бог знает почему за антиправительственную агитацию. Она...

— Мелинда Таусер, — оборвал меня он, явно наслаждаясь моментом. Так, будто собирался испытать на мне орудия средневековых пыток.

— Вижу, что вам известно абсолютно все. Ну так вот. Я хочу, чтобы ее освободили, сняв все обвинения.

— Это не в моей власти, — сказал генерал.

— Напрасно.

— Но это так.

— Напрасно, потому что в таком случае вы потеряете эспера.

— Служащие, призванные на время войны, а эсперы относятся именно к этой категории, никогда не теряются, — парировал он.

Собран, холоден, спокоен. Это приводило меня в ярость. Хотелось вышибить ему зубы. Он еще, наверное, и улыбался — той самой улыбкой.

— Служащие не могут быть призваны в принудительном порядке, пока...

— Вы что, угрожаете мне, что откажетесь от службы правительству во время национального кризиса? — В каждом его слове сквозила эта ненавистная улыбка. Пытка началась, орудия были пущены в ход.

— Послушайте, — сказал я, меняя тактику, — оставим пока обвинения. Положим, вы просто пойдете мне навстречу и отпустите ее под залог. Просто под залог, но она останется под судом.

— Это не в моей власти, — повторил он, однако по голосу чувствовалось, что в его власти абсолютно все.

— Черта с два!

— Я не вхожу в Совет, вы же знаете.

— Послушайте, Морсфаген, пусть она уничтожит эту чертову книгу. Ведь дело в книге, не так ли? Первая часть, да?

— С книгой или без, но проблема остается. Опасность не в напечатанных страницах, а в головах людей, которые переносят слова на бумагу. Впрочем, тут не о чем спорить. Ничем не могу вам помочь. Кроме того, я видел ее фотографии и уверен, что вы можете подождать семь месяцев ради такой женщины.

У Морсфагена был голос телефонного хулигана, при этом он умудрялся сохранять властность. Казалось, что генерал сдерживает торжествующий смех, но даст ему волю, едва только повесит трубку.

— Теперь я, по крайней мере, знаю, почему вы стали военным, — сказал я обманчиво ровным голосом.

— Да? И почему же? — Он не раздумывая шагнул прямо в ловушку.

— Когда мужское достоинство незначительно, пушка, должно быть, служит некоторым утешением, — отчеканил я и бросил трубку.

— Определенно, ты совершил ошибку, — сказал мой наставник.

Я снял с вешалки куртку и принялся натягивать ее.

— Может быть.

— Никаких “может быть”. Куда ты собрался?

— Домой, упаковать вещички и смотаться. Позже я сообщу тебе, где меня искать. Нет, погоди.

У меня есть ключ от квартиры Мелинды. Если она еще не занята, я остановлюсь там. Они сейчас же начнут проверку всех отелей, так что там может оказаться безопасней. Возможно, я не так ценен, как думаю, или им на самом деле не нужен эспер. Но я думаю, что они еще приползут ко мне через некоторое время; это единственный способ помочь ей.