Андреа открыла шкаф. Не забыл ли Брент что-нибудь здесь? По крайней мере, она ничего не увидела. Ее взгляд остановился на своей собственной одежде, и она ощутила подкатывающую к горлу щемящую тоску. На плечиках аккуратно были развешаны ее строгие костюмы, вечерние платья, одежда на выходные, всевозможных оттенков голубого, розового и бежевого.

Ее гардероб – не слишком большой, но тщательно подобранный, – всегда был предметом ее гордости. Андреа была фанатиком распродаж и могла с первого взгляда рассмотреть в ворохе дешевого тряпья действительно стóящую вещь, уцененную до приемлемых значений, – так выискивает рыбу кружащая над водой чайка. Хорошо одеться можно за сущие гроши, советовала она подругам, если только не задирать нос по поводу бирок с названиями громких торговых марок. Многие недорогие фирмы предлагали действительно качественный товар, практически неотличимый от моделей именитых кутюрье, которых они копировали. «Угадайте, сколько я выложила вот за эту вещичку» – в эту игру Андреа играла со своими подругами, когда они не жаловались друг другу на работу и мужчин, и она постоянно выходила победителем. Вот эта кремовая шелковая блузка досталась ей всего за тридцать долларов? Сюзанна Малдоуэр закатывала глаза: совершенно такую же она видела в «Тэлботе» за сто десять. И вот сейчас Андреа грустно перебирала рукой ткани, так, как листала школьный выпускной альбом, стесняясь самой себя, той, которой она когда-то была: бесконечные амбиции, невинность, веснушки.

Сюзанна Малдоуэр, ее самая близкая подруга, с которой они были знакомы с одиннадцати лет, приехала первой. Хотя приглашение поступило в самую последнюю минуту, Сюзанне не пришлось откладывать важные дела: она призналась, что на этот вечер у нее было назначено лишь двойное свидание, с микроволновой плитой и телевизором. Мелисса Пратт, худенькая блондинка, которую Андреа втайне считала снобом, помешанная на мечтах о сцене, заметно растаявших со временем, появилась через несколько минут. Она приехала вместе со своим ухажером, отношения с которым длились уже восемь месяцев. Джереми Лемюэльсон, толстый коротышка, работающий в сфере социального обеспечения в Хартфорде, имел дома две дорогие электрогитары, а поскольку в свободное время он еще немного писал маслом, это давало ему право считать себя человеком искусства.

Ужин, как предупредила Андреа, не представлял из себя ничего особенного: кастрюля лапши по-домашнему с купленным в магазине острым соусом, готовые закуски из супермаркета и большая бутылка «Вуврэ».

– И что у нас сегодня за сборище? – спросила Сюзанна после того, как попробовала лапшу и шумно выразила свое восхищение. – Ты сказала, у тебя есть повод для праздника. – Она повернулась к Мелиссе. – А я ей ответила: «Предоставь судить об этом мне».

– Брент подарил тебе обручальное кольцо, да? – поспешно предположила Мелисса и, преждевременно торжествуя победу, бросила на Сюзанну красноречивый взгляд «говорила я тебе».

– Брент? Пожалуйста! – фыркнула Андреа, изображая непринужденное веселье.

Во время учебы в колледже они с Мелиссой жили в одной комнате в общежитии, и с тех самых пор та по-сестрински интересовалась всеми романтическими успехами и неудачами подруги.

– Тебя повысили по работе? – настал черед Сюзанны.

– Слушай, у тебя в духовке ничего не лежит? – озабоченно спросила Мелисса.

– Лежит, чесночный хлебец, – подтвердила Андреа. – Пахнет здорово, правда? – Сбегав на кухню, она принесла хлебец, который получился чуть пережаренным.

– Я уже догадался. Ты выиграла в лотерею. – Это внес свой язвительный вклад Джереми. Щеки у него раздувались от непережеванной лапши, словно у хомяка.

– Уже тепло, – подтвердила Андреа.

– Ну хорошо, подружка, выкладывай начистоту! – Перегнувшись через стол, Сюзанна сжала ей руку. – Не тяни, мы больше не можем.

– Я уже умираю, – подхватила Мелисса. – Ну же, говори!

– Ну, дело в том… – Андреа обвела взглядом три лица, на которых застыло нетерпеливое ожидание, и внезапно мысленно отрепетированные слова показались ей неуклюжими и хвастливыми. – Дело в том, что фонд Банкрофта решил… обратиться ко мне. Мне предложили место в попечительском совете.

– Просто поразительно! – восторженно воскликнула Сюзанна.

– Деньги в этом для тебя есть? – поинтересовался Джереми, растирая мозоль на указательном пальце правой руки.

– Если честно, есть, – призналась Андреа. Двенадцать миллионов долларов.

– Да? – Мягкий толчок, просьба идти до конца.

– Предложение очень щедрое. За согласие работать в фонде мне полагается премия и… – Запнувшись, Андреа мысленно выругала себя: какой же лицемеркой она стала. – О черт, послушайте, мне дают…

Она поперхнулась, не в силах произнести эти слова. Она не может сказать правду этим людям. После этого их отношения уже никогда не будут теми, что прежде. Однако если ничего не сказать – когда они узнают все сами, это будет означать конец. В который раз за сегодняшний вечер Андреа поймала себя на том, что огромная цифра душит ее.

– Послушайте, давайте просто скажем, что это сумасшедшие деньги, хорошо?

– Сумасшедшие деньги, – язвительно повторила Сюзанна. – А это сколько?

– Только не говори нам: «Я могла бы все рассказать, но только после этого мне придется вас убить», – вставила Мелисса. Однажды она сыграла эпизодическую роль в телесериале, сюжет которого был построен вокруг схожей ситуации.

– Знаешь, у меня с арифметикой нелады, – обреченно заметил Джереми. – «Сумасшедшие деньги» – это больше или меньше, чем «целая прорва»?

– Эй, послушайте, соблюдайте права человека, – произнесла Сюзанна голосом, от которого свернулось бы молоко. – Нельзя лезть в личную жизнь Андреа.

– Двенадцать… – тихо промолвила Андреа. – Двенадцать миллионов.

Наступила гнетущая тишина. Пораженные гости переглянулись. Наконец Джереми, поперхнувшись непрожеванной лапшой, залпом опрокинул бокал «Вуврэ».

– Ты нас дуришь, – выдавил он.

– Это шутка, да? – спросила Мелисса. – Или, точнее, импровизация, да? – Она повернулась к Сюзанне. – Помнишь, я брала уроки в студии актерского мастерства? Андреа помогала мне оттачивать импровизацию, и я всегда считала, что у нее получается лучше, чем у меня.

Андреа покачала головой.

– Я сама не могу в это поверить, – пробормотала она.

– Значит, гусеница превращается в бабочку, – заметила Сюзанна. У нее на щеках появились два красных пятна.

– Двенадцать миллионов долларов, – тихо повторила Мелисса, чуть ли не нараспев, как делала она, заучивая наизусть роль. – Прими мои поздравления! Я бесконечно за тебя рада! Это просто не… ве… роятно. – Последнее слово рассыпалось на три.

– Предлагаю тост! – воскликнул Джереми, снова наполняя свой бокал.

Общее настроение было ликующим и шутливым, но к тому времени, когда ужин перешел в кофе с ликером, к возбуждению гостей – или Андреа только показалось? – начала примешиваться зависть. Друзья мысленно тратили за нее деньги, выдумывая сценарии «из жизни богатых и знаменитых», которые получались одновременно невероятными и банальными. Джереми рассказал, с едва заметным налетом вызова, об одном своем богатом знакомом – еще школьником он работал у него дома, – который был «совершенно обычным парнем, никогда не задирал нос»; и в его рассказе прозвучала тень укора, как будто Андреа было не суждено подняться до уровня этого хозяина завода «Пепси-колы» из Дойлстауна, штат Пенсильвания.