– Помогите! Кто-нибудь! – кричал он всё слабеющим голосом. – Помогите!..

Мичмана разбудили крики.

Он не сразу понял, что происходит. По многолетней привычке первым делом схватился за оружие. Потом разобрал в общем многоголосье смех и успокоился – всё, значит, в полном порядке, раз люди смеются и шутят.

– Уходим, Семёныч, – по-приятельски объявил Кира Баламут, заметив, что начальник проснулся.

– Вроде только на привал встали!

– Да уж почти два часа прошло. Ты дрых, как сурок. Я решил не трогать тебя.

– Два часа? – Теребко огляделся. – Я даже поесть не успел!

– Выспаться порой важней, чем наесться, – успокоил его Кира. – Перекусишь на ходу, мы тебе там оставили кое-что.

– Ну, спасибо.

Бойцы уже строились в колонну. Многие привели себя в порядок: почистились, заправились, помылись. Они уже не выглядели, как стадо. И настроение у людей изменилось – это сразу чувствовалось. Они знали, что скоро окажутся дома, в относительной безопасности. Они рвались в дорогу. Даже раненые, лежащие на носилках, сделанных из жердей и одежды, заметно приободрились и уже не выглядели так, словно собирались через минуту помереть.

– Времени даром не теряли, – одобрительно сказал мичман и тяжело поднялся. Всё тело ныло, но он знал, что это скоро пройдет, – главное, не жалеть себя и продолжать двигаться.

Он закинул автомат за спину, глотнул воды из поднесенной фляги, взял разогретую на углях лепешку с луком и направился во главу готовой выступить колонны…

Про Дылду и ягоды мичман Теребко вспомнил только вечером, когда личный состав под присмотром берегового отряда загружался в шлюпки, чтобы вернуться на место дислокации – на борт баржи, больше похожей на маленький посёлок…

Когда стало темнеть, Дылда понял, что из ловушки надо как-то выбираться самостоятельно. К тому времени боль уже притупилась, и он смог кое-как перебинтовать ногу, зафиксировав сломанную кость с помощью нескольких подобранных палок и разорванной на полосы рубахи – в казармах учили оказывать первую помощь.

Постанывая, Дылда поднялся, придерживаясь рукой за крошащуюся под пальцами стену пещеры. Ступать на больную ногу он не решался; дополнительной опорой стал раздвоенный ствол тонкой осинки, тянущейся к свету со дна провала, – Дылда срубил деревце ножом, срезал ветки, оставив рогатку. Костыль получился довольно удобный, но не слишком крепкий. Тем не менее с ним вполне можно было передвигаться, почти не страдая от боли в онемевшей ноге.

Дылда попытался достать руками до осыпающегося края норы, в которую он провалился. Ему удалось зацепиться за торчащий корень, но стоило чуть потянуть его к себе – и он обломился, засыпав глаза сухой пылью.

– Чтоб тебя…

Ругаться уже не было сил.

Дылда побродил в пятне света, поглядывая наверх, понял, что ему не по силам со сломанной ногой выбраться в эту дыру. И тогда он обратил внимание на глубокую темноту впереди.

У пещеры вполне мог оказаться еще один выход.

Собравшись с духом, он шагнул во мрак, почему-то уверенный, что ему опять не повезет и он почти сразу наткнется на прочную стену. Но впереди была пустота. Он чувствовал её несвежее дыхание – и это убеждало его, что где-то там есть и другие дыры, возможно, достаточно большие, чтобы человек со сломанной ногой мог выползти через них на свободу.

Дылда ковылял и ковылял вперед, пристально вглядываясь во мрак. Сперва он хоть что-то различал в темноте, а если он оборачивался, то видел позади мутное светлое пятно – это его приободряло.

Но вскоре пещера как-то незаметно изогнулась – и свет исчез.

Зато усилилась вонь.

Дылда каждый свой шаг проверял костылем. Автомат висел у него на шее, и он был готов в любую секунду выдать длинную очередь, чтобы отогнать тьму вспышками выстрелов.

Под ногами что-то хрустело.

Над головой порой слышались какие-то звуки – он заставлял себя думать, что это возятся летучие мыши, и старался не обращать на них внимания.

Подземный ход всё тянулся и тянулся, и в какой-то момент Дылда уже стал сомневаться, правильно ли он поступил, отправившись в столь тяжелое для него путешествие. Что, если вернуться назад он уже не сможет? Будет долго и мучительно умирать во тьме. В провале хоть был солнечный свет, и свежий воздух, и дождевую воду можно было собирать. А здесь – как в могиле.

Когда отчаянье сделалось невыносимым, остановившийся Дылда вдруг заметил свет впереди. Это придало ему сил, хотя секунду назад он думал, что не сможет продвинуться дальше и на пару метров.

Он сделал восемь шагов, опираясь на свой костыль.

И вдруг мутное световое пятно мигнуло.

Дылда замер, не понимая, что это может означать.

Вот опять…

Он застыл, слыша стук своего сердца. Медленно привалился плечом к стене. Осторожно выпустил костыль. И тихо взялся за автомат обеими руками.

Впереди кто-то был.

Свет пропадал, когда неизвестный перекрывал его своим телом.

Может, это кто-нибудь из отряда? Искали пропавшего товарища, нашли дыру в земле, спустились в нее…

Или это зверь?

Или мутант…

Дылда боялся дышать, ждал. Ствол автомата был направлен вперед – нацелен точно в мутное светящееся пятно. Палец лежал на спусковом крючке.

Негромкое ворчание, раздавшееся в темноте, едва не лишило его чувств.

А потом тьма колыхнулась. Он почувствовал отвратительный запах. Кожей ощутил движение воздуха. И поддавшись страху, со всей силы нажал на спусковой крючок.

Грохот выстрелов оглушил его.

Короткие вспышки осветили нечто живое и проворное, рванувшееся ему навстречу по узкому подземному ходу.

Это был не человек и не зверь.

Жуткая тварь, не похожая ни на что виденное Дылдой ранее, раззявила пасть, полную острых зубов, и тонко запищала.

Дылда был уверен, что несколько пуль попали муту в голову.

Но пронзительный писк не прекратился, только стал еще громче, еще невыносимей.

А потом черная тень бросилась грудью прямо на выстрелы и одним ударом разорвала несчастного Дылду пополам.

Поздней ночью отяжелевшая Ламия выползла из своего логова.

Голод унялся, но она знала, что так будет недолго.

Повалявшись в мокрой траве, Ламия помчалась к болотам. Там она искупалась в жиже, наглоталась тины. Возвращаясь к пещере, она заметила в отдалении сонную цаплю, стоящую в камышах. Подкралась к ней ближе, припадая к земле. Легко скакнула вперед метров на десять, пришлепнула птицу лапой – только перья полетели.