Только досадовал, что вопреки обыкновению позволил себе увлечься и столько наговорил о другом человеке, да еще такого, что может оказаться многозначным. Наверно, и на него тоже подействовали события последних дней.

Майор принялся собирать свои бумаги. Задребезжал телефон. Бергер снял трубку.

— Вас, — сказал он и вышел из комнаты. Звонок был от Гайера, из Ростока.

— Ну что там? — с интересом спросил Бауэр.

— Скажу сразу: Д. Б. не тот, кто нам нужен. Он действительно был на месте преступления во время первого убийства. Но ко второму он касательства не имеет. Он был здесь, в Ростоке, лечил больных на корабле. Да и мотива у него нет. Короче, надо искать другие связи.

Бауэр выслушал доклад обер-лейтенанта, не перебивая. Несколько раз утвердительно кивнул. Однако факт оставался фактом: убийца по-прежнему на свободе… Время идет, и работает оно против них.

— Возвращайтесь как можно скорее.

— Тогда самолетом, — ответил обер-лейтенант.

9

Он быстро, но без спешки, чтобы не привлекать к себе внимания, выбрался с территории университетских клиник. Либигштрассе кишела людьми, легковыми и санитарными машинами. А он, незаметный в этой толчее, спокойно направился в сторону Баварского вокзала.

Его «вартбург» стоял на Шлеттерштрассе. Он отпер дверцу, бросил портфель на заднее сиденье, расправил плечи и с облегчением сел за руль. Взгляд на часы сказал ему, что надо спешить. Скорее, скорее прочь из города, иначе весь отлаженный механизм операции окажется под угрозой. И, как всегда, он восхитился этой точнейшей, четко работающей системой, за пультом которой сидят незнакомые люди. Незнакомые? А зачем ему их знать? Это лишнее. Он знает только свое задание и как раз приступил к его завершению.

Светофоры, конечно же, переключились на красный, все как один. Про себя он ругался последними словами, но внешне принял безучастно-скучающий вид. Потом выжал сцепление и рванул с места в карьер, так что водитель ближайшего «Москвича» даже выразительно покрутил пальцем у виска. В Линденау он едва не сбил какую-то женщину. Взвизгнули тормоза — она в панике отскочила назад. Не хватало еще, подумал он, чтоб из-за такой вот дурищи вся работа пошла насмарку.

Он заставил себя успокоиться и, выехав на окраину, прибавил скорость. Магистральное шоссе, направление на север, на Берлин. Он легко обгонял грузовики, похожие с виду на неуклюжих великанов, но весьма быстроходные. Возле Дессау он свернул на окруженную лесом стоянку; там стоял один-единственный «трабант» — семейный бивак, двое детишек присосались к бутылкам с кока-колой.

Он смотрел на эту сцену с досадливым высокомерием: доморощенная безвкусица, мещанская идиллия. Это не для него. То ли дело — оригинальность, жизнь в одиночку, чтоб все не как у других. Лишь в редкие мгновения задумчивости ему виделось еще и надвигающееся одиночество.

Он заглушил мотор. Не торопясь вылез из машины, кивнул отдыхающему семейству, открыл капот. Все было в порядке, но тем не менее он стукнул по карбюратору.

— Что, не тянет? — сочувственно спросил отец семейства.

— Да нет, все в норме, — ответил он, — но проверить никогда не вредно. Доеду.

Капот с грохотом захлопнулся. Он, как бы ища чего-то. огляделся и шагнул в заросли кустарника. Упакованные в пластик микрофильмы словно огнем жгли карман пиджака. Среди орешника торчал давно забытый межевой знак, это и был тайник. В определенные дни недели до определенного часа ему надлежало оставлять информацию — вот все, что он знал. Уже много лет и дни, и часы пе менялись. Только стоянки вдоль шоссе чередовались да тайники. Дупла деревьев, скворечники, скамейки, рекламные щиты и тому подобное. А теперь — межевой знак, который легко сдвигался, открывая маленькое углубление.

Настороженный взгляд по сторонам. И пакетик скользнул в ямку. Записки для него там не было.

Он спокойно вернулся на стоянку. Покончив с завтраком, семейство заталкивалось в безнадежно перегруженный «трабант». Он усмехнулся, сел в свой «вартбург», включил двигатель и поехал прочь.

Спустя несколько часов на стоянку вырулил серый «мерседес» и мягко затормозил почти на том же месте. Из машины вышла молодая пара в больших солнечных очках. Он исчез в кустарнике, а она меж тем застелила салфеткой стол, за которым утром завтракало семейство, достала из багажника термос ароматного кофе и коробку с бутербродами. Он вернулся, и оба сели к столу.

— Вкусный у тебя кофе, — сказал он, — как всегда.

— Конечно.

Теперь оба знали, что все в порядке и что с этой минуты начинается их задание: доставить пленки в Западный Берлин. В тот же вечер пленки были проявлены… Лаборант с интересом склонился над проступающими на бумаге цифрами, графиками, строчками текста.

10

Из клиники майор Бауэр поехал прямо в управление. Опрос персонала и пациентов никаких зацепок не выявил. Никто ничего не слышал и не видел, у подозреваемых было алиби, следствие зашло в тупик. Что ж, будем думать дальше.

Не кабинет, а клетушка какая-то, мысленно посетовал майор. И страничку календаря опять забыл перевернуть. Так и глядит на него старинная географическая карта «Nova territorii erfordiensis» Йоханна Баптиста Хомана[2], 1762 год. Первый вариант этой карты еще лет на пятьдесят старше. Бауэру нравились эти гравюры. Вот он, Эрфурт, — между уездом Алах, Мюльбергом, Готой и владениями Шварцбургов. Он перевернул лист, бросил безразличный взгляд на «Carte de la Sicile» 1784 года. Такие календари ему каждый год дарила жена.

Майор шагал от письменного стола к окну и обратно. Приводил в порядок мысли и факты, которыми располагал. Ему очень недоставало обер-лейтенанта. Гипотезы куда легче выдвигать в разговоре, особенно если можно поспорить по отдельным их пунктам.

Он начертил схему, для начала объединив участников вокруг старшего врача Бергера, поскольку все они были с ним связаны — либо как пациенты, либо как сотрудники.

Положительные связи майор помечал синим, отрицательные — красным, чтобы они больше бросались в глаза. Красная линия здесь была только одна: Браун — Бергер.

Поэтому следующим центром стал Браун. На этом листке линии почти сплошь были красные. Майор задумчиво рассматривал свои схемы. Так ли уж в самом деле безвинен доктор Браун? Вопросы, вопросы, сколько же их! Какое отношение Браун имел к обеим жертвам? Насчет Гальбах все как будто бы ясно. Но при чем здесь молодой пациент?

Майор видел два возможных мотива: зависть к научным достижениям других и ненависть самоуверенного отщепенца-одиночки. Но зачем тогда фотографировать материалы? Чтобы сделать на этом бизнес? Выходит, здесь в какой-то мере еще и промышленный шпионаж? Он не смел дать однозначный ответ на эти вопросы.

Второй мотив, быть может,