— Через три стола. Вон в том углу. Кстати, она сдерет с вас по полной. Если подождете, пока я закончу, я предложу вам психометрию, карты и чтение руки, вместе взятые, — за тридцать фунтов.

— Как непрофессионально, — ледяным тоном бросила Колетт.

А потом она заметила ее. Клиентка, сияя, встала с кресла из красного кожзаменителя, и очередь расступилась, чтобы пропустить ее. Колетт мельком увидела, как Элисон прячет лицо в ладони, чтобы тут же, улыбаясь, поднять его к следующей даме, жаждущей ее услуг.

Даже по воскресеньям случаются приливы и отливы: периоды тишины и почти что покоя, когда сон угрожает перегретым комнатам, за которыми наступает полная неразбериха — вспыхивает солнце, внезапно и пронзительно, подсвечивая мишуру на бархатной ткани, и между двумя ударами сердца волнение становится осязаемым, плачет ребенок, удушливо пахнет ладаном, завывает музыка, все больше искателей судьбы протискивается в двери и устраивает заторы у столиков. Падают со звоном египетские флаконы для духов; миссис Этчеллс, тремя столиками дальше, читает лекцию о радостях материнства; Ирина утешает рыдающую девушку, чья помолвка расстроилась; младенец, страдающий от колик, вертится на руках невидимой матери и требует внимания, словно запутался в ее кишках.

Она подняла глаза и увидела женщину, свою ровесницу, худощавую, с тонкими светлыми волосами, облепляющими череп. Черты лица практически отсутствовали, фигура напоминала сиротку посреди бури. Эл задумалась: как бы все сложилось, если бы она жила в Викторианскую эпоху, была одной из этих викторианских мошенниц? Она знала об этом все; в конце концов, миссис Этчеллс, у которой она училась, родилась немногим позже. В те дни мертвые выходили в муслиновых одеяниях, грязные и зловонные, из полостей тел медиумов. Мертвые теснились внутри тебя, ты выкашливал или срыгивал их, а то и вытаскивал из своих детородных органов. Они дули в трубы и играли на оркестрионах, они двигали мебель, стучали в стены и пели гимны. Они предлагали букеты живым, призрачные розы в надушенных руках. Иногда — громоздкие предметы, к примеру лошадь. Иногда они стояли за твоим плечом, и мерцающий столп обретал плоть под взглядом верующего. Она без труда представляла эту картинку из прошлого: себя в затемненной гостиной, роскошные плечи вздымаются белой пеной из алого бархата, а это прямое, плоское создание стоит у ее локтя в полумраке, смотрит бесцветными, как вода, глазами, изображает призрака.

— Присаживайтесь, если хотите.

— Нечестно! — закричали вокруг. — Сейчас не ее очередь!

— Потерпите, будьте добры, — пропела Элисон. — По-моему, кто-то пытается пробиться к этой даме, а я не осмеливаюсь заставлять духов ждать.

Очередь, ропща, отступила. Женщина села перед ней, бледное смиренное существо, жертвенный агнец, из которого выпустили кровь. Эл поискала глазами ключи к разгадке. Возможно, никогда не знала радостей материнства? Почти наверняка, с такими-то сиськами. Погоди-ка, я ведь видела ее прошлым вечером? У самой сцены, в третьем ряду, слева от центра, нет? Сломанное обручальное кольцо. Мужчина, любитель прибамбасов. Карьеристка, вроде того. Но карьера не особо складывается. Плывет по течению. Тревожится. Боли в животе. Напряжение в шее; прошлое жестокой рукой сжимает хребет. Слева от нее миссис Этчеллс: «Уезжаем в отпуск, а? Я вижу самолет». Ирина: «Да, да, да, сейчас вам очень грустно, но к октябрю они приедут, четверо в грузовике, и расширят ваш дом».

Элисон протянула руку Колетт. Колетт положила на нее свою, ладонью вверх. Узкая ладонь была лишена энергии, почти как у трупа.

Мне бы они понравились, подумала Эл, вся эта викторианская суета и мишура, привидения, играющие на фортепиано, мужчины с окладистыми бородами. Видела ли она себя в прошлой жизни более успешной и состоятельной? Была ли она известна или даже знаменита? Может быть. А может, ей просто хотелось, чтобы все было именно так. Она предполагала, что живет не в первый раз, но подозревала, что, какую бы жизнь ни вела, очарования в ней было мало. Иногда, когда она ни о чем особо не думала, перед ее глазами возникало мимолетное видение, смутное, черно-белое: цепочка женщин копаются в земле, гнет спину под грязным небом.

Что ж, итак… она изучила ладонь Колетт под лупой. Рука была усеяна крестами как на основных линиях, так и между ними. Она не видела ни арок, ни звезд, ни трезубцев. Несколько тревожных островков на линии сердца, маленьких пустых участков. Возможно, подумала Элисон, она спит с мужчинами, имен которых не знает.

В ее уши пробился голос бледной клиентки. Грубый и резкий.

— Вы сказали, кто-то пытается ко мне пробиться.

— Ваш отец. Он недавно перешел в мир иной.

— Нет.

— Однако кончина имела место. Я вижу шесть. Число шесть. Около шести месяцев назад?

Лицо клиентки ничего не выражало.

— Позвольте освежить вашу память, — сказала Элисон. — Я бы сказала, это случилось в районе Ночи Гая Фокса или, может быть, ближе к Рождеству. Ну, знаете, когда, мол, всего сорок дней на покупки осталось, вроде того. — Она говорила спокойно — привыкла, что люди не помнят смертей близких.

— Мой дядя умер в ноябре. Если вы об этом.

— Ваш дядя, не отец?

— Да, мой дядя. Господи, ну мне, наверное, лучше знать.

— Потерпите, — мягко произнесла Элисон. — У вас, случайно, ничего с собой нет? Что принадлежало вашему папе?

— Есть. — Она взяла с собой тот же реквизит, что и к экстрасенсу из Хоува, — Это папины.

Она передала запонки. Элисон опустила их в левую ладонь и поворошила указательным пальцем правой руки.

— Мячи для гольфа. Хотя он не играл в гольф. Никогда не знаешь, что купить мужчине в подарок, верно? — Она подбросила запонки. — Вот так раз, — сказала Эл. — Послушайте, можете ли вы примириться с тем, что эти запонки не принадлежали вашему папе? Они принадлежали дяде.

— Нет, это мой дядя умер. — Клиентка запнулась. — Он умер в ноябре. Отец мой умер, ну, не знаю, сто лет назад. — Она прижала ладонь ко рту. — Повторите еще раз, пожалуйста. — Надо признать, соображала она быстро.

— Давайте попробуем разобраться, — согласилась Эл. — Вы утверждаете, что это запонки вашего отца. А я говорю, нет, хотя они, возможно, принадлежали человеку, которого вы называли своим отцом. Вы утверждаете, что ваш дядя скончался в ноябре, а отец умер много лет назад. А я говорю, ваш дядя давным-давно в мире ином, а вот папа ваш преставился осенью. Ну как, поспеваете за мной?

Клиентка кивнула.

— Уверены, что поспеваете? Я не хочу, чтобы вы решили, будто я порочу доброе имя вашей матери. Но такое случается в семьях. Итак, вашего дядю зовут…

— Майк.

— Майк, а вашего папу — Терри, правильно? Так вы думаете. А по-моему, наоборот, Терри — ваш дядя, а дядя Майк — ваш папа.

Тишина. Женщина елозит на стуле.

— Он, Майк, всегда болтался поблизости, когда я была маленькой. Вечно ошивался у нас дома.